Горя желанием составить хоть какое-нибудь описание не без пользы, хоть и сокращенное, и передать его другим, он поспешил связаться через Ро-мени с небольшим, но уважаемым издательством, обещая ему книгу о впечатлениях первопроходца при аар-дехском дворе. Предложение было принято. С тех пор дневник Таската пополнялся наблюдениями, и приводить их в порядок, добавляя новые и новые детали, было истинным удовольствием. Конечно же, он понимал, что его взгляд несколько однобок. Или – одноног.

Нет, ну как же так можно? Кто же так страшно изменил всю фауну этого бедного мира? Те самые сказочные маги?

Сидя на краешке мягкого пуфа в тени декоративной решетки и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, он развернул экран на одну треть, чтобы перечитать сегодняшние заметки.

Сегодня действительно было о чем подумать, потому что жрецы устроили настоящее представление, на котором обязали быть всех, кто собирался по-прежнему оставаться в тени, не зарабатывая хозяйской ласки. О да, этих различиях он разбирался, не то что в обыденной жизни большого незнакомого государства… «Тень» была разнообразна и разноцветна, но в основном это было отсутствие немилости. Не «милость», а «отсутствие немилости». По крайней мере, это ему хорошо знакомо. Надо идти.

Гости собрались в той части дворцового сада, где по велению какого-то предка нынешнего священного величества была оставлена огромная квадратная площадка, посыпанная песком, на котором слуги день за днем выводили извилистые линии, слагаемые сложнейшего рисунка. Рисунок был всегда одноцветным – песок и песок – но если подняться на небольшой балкон, можно было увидеть, какая получилась картина: Таскат иногда думал, что бы он мог начертить, если бы ему позволили.

Сейчас песок был просто песком. На нем ничего не было написано.

– Что это? – ахнули несколько дам. До того он слышал, как они увлеченно обсуждали превосходную работу какого-то новоявленного рисовальщика. Иногда эти люди творили узоры неслыханной сложности и красоты.

Таскат почуял резкий, кислый запах, похожий на тот, который издает голодная змея, лежавшая в клетке несколько дней, только в сотню раз сильнее.

Человек в простом черном жилете, одетый по моде, подчеркивающей происхождение – чем меньше вычурности, тем древнее род – горестно вздохнул и закрыл лицо рукой. Его товарищ незаметно оглянулся и потянул расстроенного под ближайшие лианы, петлями свисающие с огромной ветки. Дерево было достаточно большим, чтобы укрыться под ним и не привлекать лишнего внимания.

По краям площадки выстроились солдаты, слуги держали двух огромных панта, а в самой середине лежал большой железный шар. Судя по всему, он был пуст внутри – попробуйте притащите что-нибудь такое без подъемного крана! И где тут возьмешь…

Запела труба, и на дорожке, вымощенной камнем, показался сам император, сопровождаемый свитой из двенадцати человек – десяти советников и двух особых доверенных лиц. Он опустился в кресло, отгороженное от площадки прозрачной ширмой, и махнул рукой. Слуга прикрыл старческие ноги краем драгоценной мантии.

Вперед вышел жрец в синей накидке, развел руки, требуя тишины, и начал говорить.

– Ваше священное величество и вы, благородные господа и дамы! Известно ли вам, что такое воздух?

Ответа он не дождался, но император кивнул, позволяя ему продолжать.

– Воздух суть та самая основа, из которой мы все были созданы. Воздухом питается любая тварь, которой он нужен, кроме всякой еды. Воздух есть и в воде, будучи в ней растворен, он питает рыб, о чем писали древние ученые. Даже в камне воздух есть, и нет такого места, где бы не было воздуха.

Он немного помолчал и стал похож на лектора, ждущего ответа от аудитории. Аудитория молчала.

– Применив знание об истинной магии, не требующую владения незаконным… владения незаконным… незаконной силой… Мы сумели удалить воздух из этого шара! К огромному нашему сожалению, мы не смогли бы допустить вас в святая святых, чтобы вы видели сам процесс, но свидетель этому – его священное величество!

Император кивнул и прикрыл сморщенные веки: продолжай. Не тяни. Я устал.

Жрец все понял правильно и заговорил быстрее.

– Благородные господа и дамы, цвет королевства! Этот шар совершенно пуст и воздуха в нем нет. Но разъять его половины невозможно! Отсутствие воздуха скрепляет их прочнее, чем если бы они были… были сплавлены молнией!

Толстые кожаные ремни, отходящие от упряжи панта, прикрепили к ручкам железных полушарий. После этого слуги щелкнули кнутами, и панта принялись тянуть.

Они тянули, тянули, тянули, взрыхляя песок… Если бы это были привычные ему теплокровные со слабым сердцем, они пали бы на месте. Но это были ящерицы.

Высокородные окаменели. Они смотрели не на то, как проходит эта давно известная Таскату демонстрация законов физики, а на то, как лапы роют песок, доходя до каменной основы. Дама, стоящая рядом, наклонилась и собрала горсть песка на память.

Когда отлетела одна из ручек, его священное величество нахмурился и повел рукой. Все немедленно засуетились. Слуга подбежал к панта, упавшей набок, и освободил ее от упряжи, оставив грудной ремень. Четыре гвардейца без натуги подняли шар и унесли его на плечах куда-то за стену высоких кустарников, блиставшую зеленым и голубым.

– Так власть его священного величества соединяет нас и наши устремления… в отсутствие… отсутствие необходимого рвения… дабы врагам не удалось нас побороть – льстиво произнес жрец, сворачивая эксперимент.

Император поднялся. Снова пропела труба. Приглушенные шаги свиты удалялись по дорожке: ш-шорх… ш-шорх… ш-шорх…

Гости расходились медленно, бледные, как после укуса ахи. Многие выглядели подавленными и рискнули уйти, не дожидаясь обеда. Причин столь вызывающего по меркам двора поведения Таскат так и не понял, но ему было очень жаль, что рисунков больше не будет.

В помещении было очень душно.

Танцующие пары в зале спотыкались, и пришлось извиниться и уйти на прежнее место. От кого-то несло страхом, а то и голодом. Сегодня вечером никто не обращает на него особого внимания, и можно продолжать писать. Вопиющее событие он решил оставить на потом, а пока продолжил.

«…Поклонение электрическим силам и использование всего, что только можно потереть или намагнитить, вполне объяснимо – здесь все пахнет озоном, если можно так выразиться. Местные животные, особенно реликты, охотятся со слабым электрическим разрядом. Мне говорили, что в море есть много таких хищников, которые этим разрядом убивают. Даже на рогах пустынных гадюк пляшут маленькие молнии.

Да… почему бы здешнему жречеству не торговать электрическими лампочками? Каждый бы ощутил себя богом или магом, и проблема была бы решена».

Он потер запястье, раздумывая. Хорошо, что аппетит пропал напрочь. Сырой едой невозможно было перекусывать на лету, и здешние зубастые птицы неаппетитны.