Между скал и сырых расселин… И выйдешь к морю.

А оно огромно, и память его бесцельно

Перекатывает песок, и тасует тени,

и чужие кости примут твои проценты,

Отдавая долг подобием Франкенштейна.

Жизнь запуталась в памяти, жизнь оказалась длинной,

Мы ее не просили… Дома засыпает солью.

Да, конечно. Но я не раб, хоть, может, и пленник,

Но, когда смогу, разбиваю твои узоры —

И иду вперед, через волны, валы, равнины,

Возвращением радовать остров у края света —

Там, где белые кости магов лежат в обнимку

С пеплом взлетных полос.

И волосы

Сушит

Ветер.

Чет дочитал до конца. Затем отшвырнул книжку, вскочил и так крепко обнял парня, что кости затрещали. Стол с грохотом повалился набок, и листы разлетелись по всей мастерской.

– Так это ты!

– Я, я… Ааа, осторожнее!

– Так ты не вырос! Ты не вырос, ты изменился! Откуда это лицо? Ты просто бродишь и все записываешь! Ах ты, чанка-песчанка! Сколько лет! Где ты был до сих пор?!..

– Я не расту – пояснил довольный брат, отдышавшись. – Наверное, первый раз очень испугался. А ты вон какой здоровый… Ты поосторожнее, а то я в следующий раз возникну где-нибудь, где тебя не будет…

Они сели на пол и принялись собирать разлетевшуюся бумагу.

– Слушай, только я не понял, а что это за морды? Львиные? Это волшебные большие звери, которые тают под дождем? И что это за длинное непонятное имя-слово?

– А, это мне снится – отмахнулся брат. – Мне рассказывает о других землях одна большая змея. Очень тяжело отличать настоящее от какого-то мусора. Слушай, а ты не знаешь, где находится Исхет?

– Что?

– Исхет. Это такое здоровое здание храма… Там наш учитель, только он оттуда до сих пор выйти не может…

И брат показал ему, вынув из-за пазухи, старое, истрепанное письмо.

Корабли в порту покачивались, клюя носом. В окна мастерской светило вечернее солнце, оставляя четкие тени от ветвей, стучащихся в окна.

Далеко с той стороны неба в маленькой каюте «Пилигрима», прижав к себе детей, спала Сэиланн.

С другой стороны моря ночь близилась к концу, но не оставалась равнодушной к жителям Исха, Айда и Аре. Спали жители городов, оазисов и лагерей под открытым небом. Спали макенгу и хитроумные принцы макенгу. Даже сам Император спал, хотя и беспокойным, волшебным, тревожным сном, и под окном его огромной башни, как и во всем большом дворцовом квартале, перекликалась стража: «Не шумите… Не шумите… Император спит» – и император ворочался во сне.

У берега моря, раз в пять лет отправившись на нерест, спала огромная Глубинная Смерть, свернув свое длинное тело в кольца. Голова ее с открытыми глазами, затянутыми пленкой, удобно устроилась на большой скале, которую было видно с берега, а вокруг кувыркались мальки – да, Глубинная Смерть рождает чуть ли не десять тысяч детенышей, живыми! – и в воздухе стоял отчетливый запах рыбы, озона и еще чего-то, чем пахнут сны Глубинной смерти, когда она наконец засыпает.

Поэтому жители ближайшей рыбацкой деревни дрожали от страха и не ложились, но в конце концов заснули и они.

Спал белый песок островка, и спали на нем кости магов.

Спите. Ночь на всей земле. Ночь на всем побережье.

Спите, думало существо И-ти, разглядывая пустынную мышь, прикорнувшую под его камнем. – Спите, пока можете спать. А я вот – работаю…

Настоящее значение слова «работа» оно узнало от Таската и очень этим гордилось.

И-ти вздохнуло, погрузилось в сонное состояние и потянулось в Исхет, туда, где главный жрец бога грома сегодня принимал нового Посвященного. Жрецу нужны были новости от алтаря Сэиланн. Он обещал рассказать нечто интересное.

А еще очень, очень хотелось узнать, есть ли на свете второе такое существо И-ти – или это неправда. Может быть, правда есть?

Может быть, я просто не помню… – сказало себе И-ти. Может быть, я забываю…

Все равно же придется когда-нибудь вспомнить.

И начало смотреть долгий, веселый сон.

2011