Предстоящая встреча радовала не только чаем. Василий потирал руки от удовольствия, что он не оказался одним из Огурцовых-Копейкиных. Вот Горецкие-Копейкины — другое дело!

Весело насвистывая, он отправился менять кошачий туалет.

— Наверное, — задумался он, очищая лоток Маси, — я всегда был экономным. Даже теперь, находясь в полубессознательном состоянии, я умудрился снять практически дармовое жилье. Как повезло моей жене… Стоп! Я холостяк.

Он задумался. В его чисто мужском, а значит, аналитическом мозгу складывалась следующая картинка. Благополучный во всех отношениях, в меру привлекательный и не лишенный обаяния и притягательной харизмы Василий Копейкин попался на удочку ловкой мошенницы, опоившей его неизвестным ядохимикатом. Отчего достойный мужчина резко потерял память. Но, как подсказывал ему аналитический мозг, если в роли мошенницы выступила сама судьба, решившая переиначить жизнь Василия?! Что сделала судьба? Она лишила его памяти и толкнула в объятия Горецких. Не зря толкнула, между прочим. Если его прежнее существование было суровым и отягощенным безрадостными буднями…

Василий неожиданно вспомнил, как утром сидел на похожей кухне, пропахшей запахом свежесваренного кофе, и ел только что испеченные сырники. И пек сырники не он! Отмахиваясь от навязчивого видения, говорившего о том, что его прежняя жизнь была не такой уж плохой и обездоленной, Василий отправился одеваться.

В том, что состоятельные люди чаще всего бывают спокойными и умиротворенными, Копейкин лишний раз убедился, приехав в загородный дом Горецких. После удручающей картины нищеты, показанной ему во всей красе находчивым семейством Огурцовых-Копейкиных, у Горецких он отдыхал душой и телом. Отдыхал, не смотря на то, что рядом с ним восседала мучимая муками совести Снежана. Он по неосторожности, забывшись, пригласил ее с собой, надеясь, что та бесплатно подвезет его на своем автомобиле. Лучше бы Василий взял Алену! Та понимала с полуслова. Но Крошкина была вынуждена тяжким трудом зарабатывать себе кусок хлеба, достававшийся Снежане совершенно бесплатно благодаря заботливому отцу.

Призрачное для Василия понятие «совесть» не давала Снежане покоя, она вертелась в плетеном кресле за столом под яблоней, где вместе с Клементиной пила кофе. Василий пил зеленый чай с вишневым вареньем вприкуску, успокаивавший расшатанные нервы. Станислав должен был приехать с минуты на минуту, это волновало Снежану, поймавшую себя на мысли, что этот привлекательный брюнет ей нравится.

Чем больше она сидела, чем меньше оставалось времени до его приезда, тем явственнее ощущала Снежана, что Станислав ей не просто нравится, а «нравится очень даже», как сказала бы ее подруга Аленка, тоже положившая глаз на привлекательного мужчину. Но Снежана не собиралась кидаться на шею первому встречному и показывать всю бурю чувств, клокочущую в ее тонкой, ранимой душе. Она была девушкой гордой и делала вид, что приехала к Горецким только по настоянию Василия, рвущегося к милым родственникам. Она совершенно серьезно думала, что давать повод мужчинам лишней улыбкой или нервным подмигиванием просто неприлично. Мужчины, добиваясь внимания красавицы, а с самооценкой у Снежаны было все в порядке, должны были расшибать лбы о неприступную стену. И лишь поверженные, свалившиеся к ее ногам, они могли рассчитывать на некоторую благосклонность.

Виною такой несовременной точки зрения послужили многочисленные любовные романы, запоем прочитанные девушкой в свободное от мелких дел время. Другими словами, Снежана каждый вечер читала или «Раз и навсегда», или «Великолепие чести», или «Просто незабываемая». Романами ее снабжала Алена из магазина, где работала. Так что Снежану можно было смело назвать романтичной девушкой с совестливым взглядом на мир и суровую действительность.

Да, действительность казалась ей суровой — Василий врал, что что-то помнил, врал нагло, аргументировано, и Клементина ему в этом потакала. Снежане ничего не оставалось делать, как терпеть его вранье и ждать, когда к нему вернется память. Как говорил сыщик Туровский, полностью исключать версию, что Василий действительно может оказаться родственником Горецких, было нельзя. А вот бояться Снежане было можно и нужно. Какая-то маньячка, одержимая идеей вернуть Копейкина, куда не понятно, продолжала посылать ей угрожающие записки. Туровскому это очень не нравилось, он заявил, что Снежане нужно быть предельно внимательной и стараться не оставаться одной. Это тоже была одна из причин, по которой она поехала к Горецким. Вернее, повезла Василия, одна бы она здесь ни за что не появилась. Хотя ей тоже нравилась Клементина, весело щебечущая на отвлеченные темы с Василием. Василий светился от радости и готовился вот-вот что-нибудь вспомнить.

Их милой беседе помешал шум подъезжающего автомобиля. Автоматические ворота открылись, пропуская серебристую иномарку с тонированными стеклами, и Снежана каким-то десятым чувством поняла, что это приехал Станислав. Она впала в задумчивость, чтобы скрыть волнение, постаралась отвлечься и принялась хлебать стоящий перед ней чай в большой расписной чашке.

Высокий привлекательный брюнет двигался на нее неотвратимостью роковой любви, не сводя заинтересованных глаз с испуганного девичьего лица. Да, Снежана испугалась! Если Станислав догадается, что Копейкин врет о своих воспоминаниях, она умрет тут же, свалится под стол от позора и бесчестья. Только бы никто ничего не заметил!

Потом как-нибудь с помощью сыщика Туровского она разберется в этом деле и оправдается. Ведь Снежана ни в чем не виновата. Нет, виновата, она покрывает лжеца!

— Еще, — она нервно пододвинула пустую чашку Клементине, — чаю!

— Милочка, — прошептал ей довольный Василий, — ты лопнешь.

— А ты отойди, — зловеще ответила ему Снежана.

Она зря беспокоилась, Станислав ничего не заметил. Он искренне обрадовался приезду гостей, поинтересовался здоровьем, настроением и тем, что вспомнил Василий. Копейкин нагло соврал, что вспомнил фактически все: как Клементина в далеком детстве кормила его конфетами. Клементина тоже обрадовалась, утверждая, что как-то она действительно давала пацаненку-племяннику «Мишку на севере», тот мигом съел конфету вместе с фантиком и потребовал еще. Василий прослезился от трогательного момента из своего голодного детства. Станислав улыбнулся и сел рядом со Снежаной. Протестовать против того, что Копейкина в детстве кормили конфетами, было просто нелепо. А Василий тем временем уже начал подробно описывать съеденный фантик.

— Точно, — смахнула слезу Клементина, — такую конфету я тебе и давала.

— Как мы были близки, тетушка, — смахнул скупую мужскую слезу Василий, и полез к Клементине обниматься.

Выступать против родственного союза показалось Снежане рискованной затеей, к тому же Туровский предупреждал, что все может быть. Кто знает, вдруг Василий окажется близким родственником Горецких? Огурцовы его категорически не признали. В списке осталось всего лишь сто девяносто девять фамилий. Сколько же времени понадобится сыщику, чтобы проверить всех Копейкиных?! Впрочем, она никуда не торопится. Если бы не записки с угрозами, то подкидыш казался совершенно безобидным.