зал с роялем, огромное фойе и большой двор с палисадником, огражденный каменным забором с охраняемым входом. Вот в этом месте мы и провели мой юбилей. Были разосланы приглашения многим известным людям. В большом фойе особняка я принимал поздравления и всевозможные подарки. Были организованы выставки моих научных и популярных статей, всевозможных дипломов, медалей, благодарностей, подписанных в книгах и на подарках. Был прекрасный банкет, мой концерт с участием Тамары Гвердцители, Юрия Березина, Игоря Иванова, много журналистов и похвальных речей. В общем, все как полагается известному человеку. Я был по настоящему счастлив и ожидал прекрасного продолжения своих больших и малых творческих проектов. Потом мне сказали, что никто никогда не справляет свое 40-летие. А я это сделал.

Почти сразу началась какая-то неразбериха в наших отношениях со спонсором. Пошли непонятные перетасовки ее кадровых работников, что очень быстро привело к финансовым и моральным осложнениям внутри компании и к ее распаду. Нам пришлось распрощаться, т. к. финансовое положение ее было настолько подорванным, что они уже не смогли поддерживать некоммерческое творчество композитора. К тому же, извинившись, они отметили, что, помимо меня, они перестали финансировать все другие некоммерческие проекты. На том мы и расстались, без каких-либо обид и злости.

Но оказалось, это было только начало неудач. Через очень короткое время то ли от этих переживаний, то ли по другим причинам, я вдруг услышал какой-то достаточно неприятный гул в левом ухе. Я стал замечать, что плохо стал слышать этим ухом, и вдруг осознал, что по-настоящему глохну. Такая новость стала для меня ошеломляющей, ведь я музыкант и композитор, и это катастрофа. Глухой Бетховен… Прослушивание звучания своих сочинении с деревянной палочкой в зубах — неужели это все ожидает и меня. Я уже подумывал об очередной ломке своей жизни. Уйти от музыки, заняться чем-то совершенно другим, тогда можно быть и глухим

Этот гул в левом ухе меня очень раздражал. Я стал замечать, что плохо различаю низкие мужские голоса, стал редко встречаться с друзьями, и, как правило, отказывался от каких-либо приглашений. Но это стало настолько невыносимо, что я все же решил обратиться к услугам нашей официальной медицины, в которой уже успел разочароваться. Врач посмотрел меня и изрек, что у меня ушные пробки. Сделали промывку ушей — гул остался, и ничего не изменилось. Увидев, что это не пробки, решили послать на снятие аудиограммы. Правое ухо — без отклонений от нормы, а у левого — на частоте 6 кГц — провал на 30 децибел. И этот провал только на одной частоте, а такого, по мнению медицинских работников, быть не может. По данным современной медицины, провал должен захватывать и близлежащие частоты, подчинясь синусоидальному закону, т. е. кроме 6 кГц я бы плохо слышал и в других диапазонах частот. Но этого у меня не было. И они предложили для профилактики покапать какие-нибудь лекарства, может быть, поможет. Тут я понял, что с такими «прогрессивными» методами я оглохну окончательно.

Мне посоветовали обратиться к модной тогда мадам Г. Шаталовой — специалисту по сыроедению; ее книга об этом методе лечения была тогда популярна среди продвинутой интеллигенции Москвы. Я пришел к ней. Она выслушала меня очень внимательно. Потом стала мерить параметры моего биополя. Оказалось, по ее словам, что у меня перекрыты многие меридианы, по которым, как известно, циркулирует энергия в организме. Потом она отметила, что у меня почти полностью отключены некоторые внутренние органы, в том числе и сердце. А живу я сейчас, по-видимому, только за счет подпитки извне космической энергии, поэтому так называемая духовная энергия сердца и других органов создает большие энергетические поля, достигающие размеров более сотни метров. Я тогда в этом ничего не понимал, но только понял, что жить мне на этом свете осталось не долго, все у меня отключено. Вот так! Поэтому напоследок я решил все же сыграть ей самые мои красивые композиции на пианино, которое стояло в ее кабинете. Пьеса «Осень» ей понравилась особенно, и Шаталова предложила мне выступать с ней совместно по разным городам нашей страны. Сначала небольшой концерт, а потом ее доклад о пользе сыроедения. Лечение моей глухоты надо начинать с поедания пророщенной пшеницы. Я понял, что выбирать мне не приходится, ведь жизнь заканчивается. Я согласился тогда и есть пшеницу, и выступать совместно.

Первый город, куда у нас намечалась поездка, был почему-то самым дальним — Владивосток. Но вдруг в этом районе прошел сильный разрушительный цунами. Я посчитал, что это какой-то знак, и решил никуда не ездить. Само собой, наша поездка была отложена на неопределенное время… После этого случая я никогда Шаталову больше не видел…

Но с глухотой надо было что-то делать. Меня стали лечить уникальным способом, совмещающим чтение православных псалмов и тибетский метод прогонки энергии через подошвы ног, сопровождающийся определенными гортанными звуками. Занимались этим человек, имеющий прекрасное физико-математическое образование, огромный кругозор знаний в разных областях культуры и науки, принявший духовный сан православной церкви и его друг, специалист по тибетским методам лечения.

По моим записям это продолжалось три дня: 21, 22 и 23 марта 1995 года. Меня попросили после каждого сеанса, как умею, зарисовать картины и образы, которые будут появляться во время такого странного лечения. Я отнесся к этому с большим скептицизмом, зная: все, что у меня в мозгу появится, будет просто бессистемным спонтанным отражением моих собственных мыслей, воплощенных в прошлые и настоящие воспоминания моей обыденной жизни. Но то, что стало воплощаться передо мной, было совершенно иным и для меня тогда умом непостижимо.

Меня положили на высокий стол для массажа. Зажгли три церковные свечи. Я решил ко всему этому подойти как настоящий ученый, создать чистый эксперимент и дал себе слово, что не стану закрывать глаза, а буду по возможности не расслабляться и себя контролировать. Начался первый сеанс. Я лежу с открытыми глазами и усиленно отгоняю все мысли, спонтанно возникающие в моем сознании. Только бы не подпасть под влияние чужой воли, остаться под своим контролем.

Но вдруг перед моими открытыми глазами я стал видеть достаточно яркие и четкие образы. Картины сменялись достаточно медленно. И смена этих картин происходила только тогда, когда информация, в ней заложенная, передавалась в полном объеме.

Сначала я где-то сбоку увидел какой-то полусказочный образ молодой женщины с яркими длинными серебристыми волосами. Она ничего не говорила. Но когда она немного развернулась в мою сторону, я заметил, что ее лицо было кукольно красивым, молочно белым, со светлыми голубыми глазами и немного вздернутым