– Где-то так.

– Кошерно выглядишь, даже лучше чем тогда. Хотя тогда ты был моложе.

– Ты, Жора, тоже не производишь подвядшего впечатления. Оно и понятно – в таком цветнике трудишься. Я имею в виду Соню.

– Увы мне. Сей цветок душистых прерий я действительно имею исключительно в виду.

– Что так?

– В отличие от тебя, я нахожусь в том возрасте, когда мужчину могут украсить только деньги.

– Красиво сказал. Надо запомнить и при случае сразить. Афористичностью.

– Не забывай с каждого цитирования отстегивать мне по целковому.

– Это с каких радостей?

– Я слышал там у них, на Западе, патентуют авторские права буквально на все. Включая оригинальные словосочетания и отдельные слова. «Кока-Кола», например. Или «Камель» – сигареты такие, с верблюдом, знаешь?

– Знаю. Но «ты не в Чикаго, моя дорогая»[19].

– Эт точно, – погрустнел лицом Гуревич. – И я даже не знаю, плакать или смеяться за такое вот географическое несовпадение?

– Думаешь, там, где нас нет, и в самом деле по две милостыни подают?

– Блаженны нищие, ибо могут иметь бескорыстных друзей.

– Кстати, о корысти… – перешел к делу Барон. – Мне тут книжица занятная по случаю попалась. Теперь размышляю: в чьи хорошие руки ее пристроить? Моя б воля – себе бы оставил, больно редкое издание. Но в моем положении обзаводиться домашней библиотекой, сам понимаешь, еще за умного сойду. А оно мне надо?.. Короче, не желаешь пробрести?

– И что за книжица?

– Полюбопытствуй, – Барон достал из внутреннего кармана свернутый в тугую трубочку книжный артефакт, позаимствованный в кабинете товарища Амелина, и переадресовал Гуревичу.

Секундно удивившись, Георгий Маркович натянул на физиономию маску показного равнодушия и принялся лениво шелестеть страницами. Вот только глаза подкачали – Барон считал в них живой, неподдельный интерес к раритету. Однако события торопить не стал, продолжая спокойненько попивать щедро переслащенный принимающей стороной чаёк.

– Хм… Э-ээээ…

– И что скажет заслуженный библиофил республики?

– Какое там! Куды нам сирым? – изобразил досадливое Гуревич. – Вот Изя, тот – да. Этот даже не заслуженный – народный!

– Ну-ну не прибедняйся, дружище.

– Даже не думал! В Изиной коллекции водятся такие фолианты, что, прознай за то сотрудники Публички, сперва слягут с инфарктом, а затем придут на квартиру с бэхеэсэс. Или наоборот – сначала придут, а уже потом слягут.

– Хорошо, Жора, я тебя услышал. Пожалуй, прямо сейчас к нему и прокачусь. Изя, он по-прежнему на Охте обретается?

– Что значит «прямо сейчас»? Я сказал про Изю, чтобы поддержать разговор, но я не сказал своего окончательного слова.

– Таки озвучь его скорее! Кому, как не торговцу будильниками, знать, что время имеет хождение наравне с валютой?

– Это у них там, на Западе, время – деньги. А у нас, по обыкновению: жизнь – копейка.

– Глубоко! Обратно запомню. Считай, с меня два авторских целковых.

– Благодарю. И сколько ты полагаешь выручить за пристроить?

– Учитывая, что это первое издание…

– Второе! Первое вышло годом раньше, в тысяча семьсот семьдесят первом году, – Георгий Маркович мечтательно закатил глаза. – В те благословенные времена, когда обязанности генсека исполняла тоже охочая до кукурузин, но принципиально в иные места матушка-государыня Катерина Алексеевна.

– Не смею перечить профессионалу – пусть будет второе. Думаю, оно стоит не меньше тысячи новыми. Но тебе, по старой дружбе, готов уступить за восемьсот.

– Семьсот. Завтра, здесь, в это же время.

– Нет, Жора, деньги мне нужны сейчас.

– Деньги сейчас нужны всем. Но если ты думаешь, что я постоянно ношу в кармане финансы, ты неправильно думаешь.

– И какая сумма в данную минуту поместилась в твоем кармане? – прищурился Барон.

– Это, разумеется, не вполне скромный вопрос. Но тебе я отвечу – пятьсот.

– Хорошо. Я уступлю за пятьсот сейчас, а двести останешься мне должен.

– Ты же знаешь, Барон, как я не люблю оставаться должен! Мне в этом городе должны многие, а вот я сам… О! Хочешь я подберу тебе чудный хронометр ровно за двести?

– Жора. Мне не нужны часы в такую цену.

– Почему? Ты у нас такой солидный и импозантный мужчина!

– Дружище, я не хочу таскать на руке… э-эээ… четыре ящика водки.

– Три с половиной, – машинально уточнил Гуревич. – Ящика.

– Тем не менее. Даже и такой, слегка облегченный, вариант станет меня тяготить.

– Жаль.

– А что так?

– Этим поступком ты бы помог нашей секции досрочно выполнить квартальный план, – печально констатировал Гуревич и, вздохнув, полез за портмоне. – Сдачу приготовь.

– Сколько?

– Два целковых. Заметь, ты первый, сам предложил?

– Крохобор.

– Неверная формулировка: не крохобор, но педант…

* * *

Полдень, аки тот Рубикон, был перейден.

Как некогда выразились классики: «Был тот час воскресного дня, когда счастливцы везут по Арбату со Смоленского рынка матрацы и комодики. Они везут их стоймя и обнимают обеими руками…»[20]. Ну и – далее по тексту. Мы же в данном случае выскажемся проще и не столь высокопарно. А именно: «Воскресный день 15 июля 1962 года набирал обороты».

Готовясь к очередной трудовой неделе, простые советские люди продолжали заниматься своими простыми повседневными делами. Как то: приобретали наручные часы о семи камнях, похмелялись «Улыбкой», гоняли чаи, катались в метро, сбывали краденое. И лишь совсем немногие избранные были в курсе того, что, по итогам состоявшихся неделю назад переговоров представителей военной делегации Кубы с руководством СССР, принято решение о размещении на Острове Свободы ракет среднего радиуса с ядерными боеголовками. И что аккурат в этот жаркий и «праздношатающийся» для обывателя день в портах Балтийска, Лиепаи, Севастополя, Поти и Североморска тайно грузится на суда грозное оружие, а к месту будущей дислокации Группы советских войск на Кубе уже высадился передовой отряд командования ГСВСК во главе с генералом армии Плиевым (оперативный псевдоним – «Павлов»).

Среди таковых немногих осведомленных наличествовали, в том числе, американские «не-товарищи», приведшие в состояние повышенной готовности восточноевропейскую резидентуру ориентировав ее на сбор любой мало-мальски значимой информации обо всех телодвижениях в направлении Атлантики советской военной техники и живой силы. В свою очередь НАШИ товарищи, стремясь помешать подобного рода собирательству, сомкнули в единый мощный кулак профессионалов из элитных подразделений ГУ[21]и КГБ.