Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подошел, сел и налил – себе. Хотел уже хлопнуть и поймал себя на этом. Сказал другу: «Извини» – и вылил в его стопку остаток влаги из графинчика. Увидел, что вышло не поровну, и начал доравнивать, переливая из своей. Друг запротестовал, отчего запротестовал уже коллега. Они делили эти десять граммов, как близнецы наследство – чтобы вышло строго пополам. Наконец справились и выпили.
Точнее, выпил друг. А коллега поставил стопку на стол и сказал мне:
– Скажи, пожалуйста, это может быть она?
– Кто? – не понял я.
Он кивнул на столик, за которым тоже сидели две девушки, но постарше. Мы сначала глазели на них, но потом другу с коллегой принесли водку, а я увидел, что за стеклом сидит девушка со спиной, – и про тех мы напрочь забыли.
– Если это Оля, то это она, – сказал коллега.
– Или если это она, то это Оля, – весело сказал друг и махнул официантке.
Та подошла. Вежливая и приветливая. Улыбаясь нам, а мы улыбнулись ей. Точнее, они – друг с коллегой.
– Как вы думаете, – спросил друг, – пятьсот лучше, чем триста? Или триста лучше, чем пятьсот?
– Смотря о чем идет речь, – сказала она философски.
Ее настроение очень подходило к иероглифам, написанным на бамбуковой бумаге. Бумага висела на стенах, украшенных бамбуковыми же палками и красными фонарями, вероятно, тоже из бамбуковой бумаги. Все-таки кафе было вьетнамское, интерьер должен был помочь вам не забыть об этом.
Друг ласково поднял пустой графинчик и весело сказал:
– Об этом прекрасном мужском напитке.
Я думал, она скажет – пятьсот. Но она сказала:
– Лучше триста.
– Вас случайно зовут не Тома? – продолжая веселиться, улыбнулся друг и шутливо погрозил девушке пальцем.
– Нет, – сказала она. – Не Тома.
И ушла. Но очень миролюбиво.
Коллега все сидел с рюмкой водки. Увидел, что мы уже смотрим на него – и выпил.
– А по-моему, это Олечка, – заявил он. – Моя первая девушка. Я ее бросил восемь лет назад.
Пришла официантка. Грациозно поменяла графины и ушла. Друг налил ему и себе.
– Это бывает, – сказал он, и они чокнулись. Коллега хмелел на глазах, а другу было хоть бы хны. – Это бывает, но она должна быть тебе благодарна.
Коллега остолбенел. И друг сразу ему подлил. И себе подлил тоже.
– Почему? – удивился коллега, боясь поверить в услышанное.
Друг кивнул в сторону того столика.
– Потому что благодаря тебе она стала независимой. Ты сделал ей больно, и она решила стать сильной, чтобы больше никто не мог ее так обидеть. Посмотри – как она одета. У нее сумка от Гуччи.
– Это Фурла, – сказал я.
– Тем более, – не смутившись, уронил друг. – Тем более! Ты ушел и завел в ней механизм самосовершенствования. И теперь она – настоящая богиня. Успешная, красивая, сильная.
Коллега сиял. Давний тяжелый камень упал с его души.
– Спасибо! – сказал он проникновенно, и они расцеловались с другом.
Все-таки на ранней стадии разговора водка творит чудеса.
Коллега встал, взял полную стопку в руку. Я думал, что он хочет сказать тост, но ошибся.
– Всё равно пойду извинюсь перед ней, – заявил он и пошел.
Стремительно так пошел, хорошо. Мы слова не успели сказать.
– Ты гений, – отметил я. – Отпустил человеку грех.
За тем столиком уже хохотали. Коллега стоял перед одной из девушек на колене и говорил что-то с пылом. Столик за стеклом заинтересовался. Девушка со спиной повернулась, и я увидел ее лицо. Красивое и абсолютно спокойное. Точно у ожившей мраморной статуи, созданной кем-то из великих стариков.
– Может быть, и мы перейдем? – спросил друг, и это был не вопрос, а предложение.
– Я расплачусь, – сказал я и снова махнул официантке. – Я позвал, поэтому сегодня мой праздник.
Он не уговаривал. Я вынул бумажник и увидел, что он уже рядом с коллегой. Коллега поднялся с колен, пересел за стол. Был счастлив и еще не аморфен. Заметил мой взгляд и пошел ко мне.
– Это не она, – изрек он и забрал графин. – Представляешь, ее даже зовут по-другому.
«Эйфория, – подумал я. – В наше тяжелое время командировки людям необходимы».
Подруга девушки со спиной смотрела на меня. Я на них. И вдруг она мне помахала. Примерно так же, как я официантке. Призывно.
Вернулся друг. С одним вопросом:
– Ты не будешь против, если я закажу еще триста?
– Закажи, – разрешил я. – Только можешь узнать за тем столиком – не будут ли они против?
Друг обернулся.
– Да, – сказал он. – Узнаю своего друга. Верный глаз, твердая рука. Всегда видит лучшее. Прочь сомненья и только вперед.
Если бы я верил в реинкарнацию, то не сомневался бы, что в нем живет диккенсовский Джингл.
И он пошел. Сел с разбега на свободный стул, а потом начал махать мне.
А через пять минут к нам со стулом в одной руке и графином в другой присоединился коллега.
– Удивительный человек, – сказал друг. – Только что встретил свою первую любовь, которую бросил перед свадьбой – чтобы бросить ее еще раз, окончательно и бесповоротно.
– Какая низость, – насмешливо сказала девушка без спины.
А девушка со спиной все молчала. Спину было уже не разглядеть, все сидели за одним столом. Зато можно было любоваться руками.
Друг заметил мой взгляд:
– Да. Да-да-да. Современная молодежь живет совсем не такими ценностями, как мы в их годы. Зал, бассейн, учеба, четкие жизненные приоритеты. Никакого баловства, не то что мы.
Девушка без спины вскочила. Так внезапно, что мы дёрнулись.
– Я даже вздрогнул, как ты меня напугала, – произнес коллега.
Он всегда и со всеми сразу переходил на «ты».
– Что же, – сказал друг. – Это прекрасно. Прекрасно, когда мужчины могут вздрогнуть при девушках. Давай вздрогнем.
И пригласительно поднял стопку. Они вздрогнули, предварительно звонко чокнувшись.
– Вы ведь мультяшки, – сказала девушка без спины. – Вас на самом деле нет. Таких не бывает. Хотите, я угадаю, кто вы? – И повернулась к коллеге: – Вот ты – важный бизнесмен. У тебя свое дело.
Коллега открыл рот. И начал, стараясь делать это незаметно, заправлять рубашку в брюки. «Повезло ему с поездкой, – подумал я. – Встретил бывшую, стал важным бизнесменом».
– А ты… – сказала она другу и задумалась.
– Я самый обычный человек, – отозвался он, по привычке задергивая шторы.