– Елена Денисовна? Я не ошибся?

Она повернулась. Прямо за ней стоял Павел Голицын, жених погибшей Жанны. На писателе были пестрый свитер и потертые джинсы. В руках он крутил небольшую записную книжку и улыбался.

– Здравствуйте, Павел… – начала Лена и осеклась, потому что поняла, что не помнит его отчества.

– Владимирович, – подсказал он, но тут же добавил: – Просто Павел, к чему церемонии. Вы здесь по делу или так, развлечься?

– Да как сказать, – неопределенно бросила она. – Зашла вот.

– Так, может быть, составите мне компанию? Хочу фильм посмотреть, но, оказывается, совсем отвык смотреть что-то в одиночестве.

– Я, собственно… – почему-то смутилась она, чувствуя, что краснеет. Голицын перебил:

– Соглашайтесь, Елена Денисовна. В повторном показе отличный фильм, мировая киноклассика. Вы ведь все равно здесь, так почему бы не приобщиться, так сказать, к прекрасному?

Лена молча кивнула. Павел сунул записную книжку в висевшую на боку сумку и направился к кассе.

– Я, знаете, тут работаю, – объяснил он через пару минут, уже вернувшись с билетами, и кивнул в сторону фуд-корта. – Всегда любил суету. И потом, иной раз попадаются интересные персонажи – прямо так и просятся на страницы. Сижу, кофеек попиваю и работаю.

– И ноутбук с собой носите?

– Зачем? Я люблю ручкой на бумажке записывать, а потом дома систематизирую в файл. Мне так удобнее: когда набираю текст, сразу вижу все ляпы и неточности. И еще, знаете, всякие там «бобрый вечер» и «чситый взодух», – улыбнулся Голицын.

– Странно. Я думала, что такие опечатки только на клавиатуре возможны, – удивилась Лена. – А если в рукописи, это скорее дислексия.

– Дислексия – болезнь, когда буквы в словах переставляют? – Павел придержал ее за локоть. – Нет, у меня с этим все в порядке. Просто пишу быстро и не всегда успеваю за мыслью, она все-таки скорее движется, чем рука. Бывают, знаете ли, весьма забавные перлы. Я их раньше в отдельный файл собирал, потом с Жанной читали и до упаду хохотали… – он осекся. Имя погибшей невесты словно ударило обоих.

Лена почувствовала себя неловко, как будто она попыталась занять чужое место, и в душе тут же выругала себя за согласие пойти с ним в кино. Надо же, не могла отказаться! Пошла бы лучше в кафе посидела. Но Голицын справился с собой и снова чуть грустно улыбнулся:

– Вы меня извините, Елена Денисовна, я никак не могу отделаться от воспоминаний. Хоть из дома беги. Да, собственно, я и бегу – ночевать только прихожу, а днем стараюсь бывать там, где люди.

– Понимаю.

– Мы с Жанной столько лет были почти неразлучны, – продолжал он, словно не расслышав ее слова, – что я растерялся, когда ее не стало. Понимаете, утром глаза открываю и думаю: вот зачем проснулся, когда ее нет? Какой смысл в жизни, если я не увижу Жанну? Она не приедет, не позвонит. Срок сдачи книги поджимает, а я работать не могу. Какие, к черту, детективы, когда в жизни такое? – Он махнул рукой. – Извините еще раз, распустился я совершенно.

– Павел, вам не за что просить прощения. Со смертью смириться трудно, почти невозможно, особенно когда происходит такое… Не хочу говорить банальные вещи, но через какое-то время боль действительно станет не такой острой. Вы не забудете, но болеть будет чуть меньше.

Голицын недоверчиво посмотрел на нее сверху вниз, покачал головой:

– Может, вы и правы. Но я пока не могу этого ни понять, ни принять, ни даже просто привыкнуть к этой мысли. И вообще, зря я этот разговор затеял. Пригласил вас в кино и начал душу изливать, настоящий мужик.

– Иногда проще изливать душу как раз незнакомому человеку.

– Особенно сотруднику прокуратуры, – хмыкнул Павел.

Лена улыбнулась и поправила сползающий с плеча ремень сумки:

– Обещаю не использовать полученную информацию против вас. Собственно, вы не сказали мне ничего нового.

Голицын покосился на нее:

– Хотите сказать, что не подозревали меня?

– Нет. Почему-то именно вас я не подозревала и не подозреваю сейчас. Не могу объяснить, это что-то иррациональное. Если вдруг выяснится, что я ошиблась, моя вера в людей умрет окончательно.

Лена говорила все это в шутку, но от нее не могло укрыться, как в глазах Голицына на мгновение вспыхнул какой-то огонек и немедленно погас. Ответил он тихо и очень серьезно:

– Этого не произойдет, Елена Денисовна, можете быть уверены. Пойдемте в зал, сеанс уже через пять минут.

Он увлек ее за собой, крепко взяв за руку, и Лена с удивлением почувствовала, что подчиняется с удовольствием и готова идти вот так за ним не только в зал кинотеатра. Это странное и давно забытое ощущение поразило ее. Отношения с Никитой строились совсем иначе. Он не вел ее за собой, даже не звал идти рядом. Она просто была – тогда, когда ему удобно, когда ему нужно, когда он хочет. И послушно исчезала, как только у него возникали дела или просто портилось настроение. Вечный зал ожидания.

Фильм оказался хорошим. Лена не особенно знала старый итальянский кинематограф и эту картину видела впервые. Черно-белые фигуры на экране, красивая музыка, напряженное действие настолько захватили ее, что Лена забыла обо всем. Даже о том, что в кинотеатре она сидит не с Никитой.

После сеанса, забрав в гардеробе ее плащ и свою куртку, Голицын заявил тоном, не предполагавшим возражений:

– Сейчас мы попьем кофе в одном немного волшебном месте, а потом я провожу вас домой.

– И вы не хотите даже спросить, не ждет ли меня дома кто-нибудь?

– Нет, Елена Денисовна, не хочу. Потому что знаю – не ждет. А мне почему-то не хочется вас отпускать.

– Вы не оставили мне выбора, – улыбнулась она.

Они оказались в маленькой уютной кофейне наискосок от торгового центра. Несмотря на поздний час, здесь пахло свежей выпечкой и только что сваренным кофе. Голицын кивнул женщине за барной стойкой, и та мгновенно положила на столик перед Леной кофейную карту.

– Вам как всегда? – обратилась она к Голицыну.

– Да, пожалуйста. Только воду похолоднее.

Лена с любопытством изучала витиеватые названия. Увы, они ни о чем ей не говорили, и она беспомощно подняла глаза на своего спутника:

– И как в этом разобраться?

– Если доверитесь моему вкусу, закажу то, что пью сам.

– У меня снова нет выбора?

– Нет! – весело подтвердил Павел и помахал женщине за стойкой: – Алена Николаевна, девушке то же, что и мне.

– Вы, смотрю, завсегдатай?

– Да, люблю здесь иногда поработать. Кофе отличный, вишневый штрудель – просто верх совершенства, да вы и сами сейчас убедитесь. Народа много не бывает, это тоже большой плюс. Сажусь вот здесь у окошка и пишу себе.