И самое удивительное, что это не только «кабанов» касалось.

Говорят, что именно поэтому город и превратился в одну большую пробку, но усилия моих современников со всеми этими штрафами, эвакуаторами и всякими активными гражданами ситуацию все равно не спасали.

Петруха и сам раскабанел. Не до размеров покойного майора, конечно, но все равно довольно внушительно, и его малиновый пиджак явно был размера XL, и на солидной шее висела массивная золотая цепь. Он степенно вошел в кафе, огляделся по сторонам, радостно просиял, увидев меня, и направился к моему столику.

— Здорово, Чапай, — мы обменялись рукопожатиями. — Давно не виделись.

— Все относительно, — сказал я.

— Четыре года — солидный срок, — сказал он. — Но ты, я смотрю, совсем не изменился.

— Зато ты изменился, — сказал я.

— Здесь многое изменилось, — слегка помрачнел Петруха. — Мы всего лишь пытаемся подстроиться под эти перемены.

— Не стоит прогибаться под изменчивый мир, — сказал я. — Неплохая тачка, кстати. Вам зарплаты подняли или…

— Или, — сказал Петруха. — Отдел Х был официально ликвидирован в девяносто первом, вместе с комитетом, нас всех попросили на выход. Кого-то потом позвали в новые структуры, а кого-то, как ты понимаешь, не позвали.

— Тебя не позвали?

— Как оказалось, я слишком неудобный, — сказал Петруха. — Да и та история с Шубиным… В общем, такие защитники стране не нужны.

Я почувствовал укол совести. История с Шубиным — это и моя история, и похоже, что моя гениальная затея с попыткой прихватить хронодиверсантов на горяченьком сломала карьеру нескольким офицерам, которые этого совершенно не заслуживали.

— Не грузись, — сказал Петруха. — За мной и без Шубина косяков хватало. Да и, в целом, мне это, наверное, на пользу пошло. Живу неплохо.

— Бандитствуешь, значит?

Я думал, он станет отрицать, но не стал.

— Иногда приходится, — сказал он. — Времена первоначального накопления капитала, сам понимаешь, ни в одной стране без подобных инцидентов не обходятся. Я бы и рад как-то по-другому вопросы решать, но, увы, не умею. Нет у меня дипломатических талантов.

— У меня тоже, — сказал я.

— Да и вообще, с волками жить…

— Не начинай, — попросил я. — А то ты сейчас договоришься до «не мы такие, жизнь такая».

— Хорошо, ну буду, — сказал Петруха. — Так где тебя носило-то, Чапай?

— В будущем, — сказал я.

— И как же ты в него попал, я стесняюсь спросить?

— Чувака, который пришел меня останавливать, затащило в портал, а я прыгнул следом.

— План, насколько я помню, состоял не в этом.

— Не первый план, который пришлось корректировать после столкновения с этой чертовой реальностью, — сказал я.

— И как там в будущем?

— Уже никак, — сказал я. — Оно оказалось тупиковой ветвью, которая отпала, и пески времени поглотили ея.

— Что-то как-то все сложно, — сказал Петруха.

— Долгая история, — сказал я.

— Как будто бывают короткие истории, — вздохнул он. — Как кормят в этом славном заведении?

— Еще не выяснял, — сказал я. — Но кофе паршивый.

— Тогда поехали в другое место, — предложил он. — Там и еда вкусная, и кофе хороший, да и другие напитки на уровне, там все и обкашляем. Или ты против?

— В принципе, я не против, — сказал я. — Но, прежде чем мы с тобой сядем в одну машину, хочу предупредить, что на спине у меня нарисована мишень, а стрелков куда больше одного.

— Времена меняются, а Чапай — никогда, — сказал Петруха. — Судя по тому, что тебя тут четыре года не было, ребята не местные, и проблемы ты притащил с собой. Или ты успел влипнуть уже здесь? Ты когда вернулся вообще?

— Вчера, — сказал я. — Или сегодня ночью, как-то так.

— Значит, все-таки, с собой, — сказал Петруха. — Но как это может быть, если ветвь отпала?

— Это как раз часть той долгой истории, — сказал я. — Если вкратце, они с других веток сыплются.

— И все на твою голову?

Я развел руками. Так уж получилось.

— Почему? — спросил Петруха. — Что в тебе такого важного?

— Они толком не объясняли, — сказал я. — Но похоже, что я — источник нестабильности, который постоянно путает все расклады.

— Допустим, — сказал Петруха. — Но почему? В смысле, почему именно ты?

— Вообще без понятия. Но кто-то же должен.

— Когда эти слова произносишь ты, они звучат логично, — сказал Петруха. — Так чего, поедем?

— А если нападут?

— Отобьемся, — сказал Петруха. — Кстати, сколько уже было инцидентов?

— Э… сказал я. — Трудно сосчитать.

На самом деле, трудно. Работало то явно несколько команд, и толком не разберешь, где продолжение одной попытки, а где уже следующая началась.

— Даже так? И где трупы?

— В будущем, наверное, — сказал я. — И частично в Люберцах, если у кого-то эвакуация не сработала. Они сразу после моего возвращения навалились. Ну, не совсем сразу, минут через десять.

— Ясно-понятно, — сказал Петруха. — А отвалились когда?

— Я не уверен, что они насовсем отвалились, — сказал я. — Но попыток с ночи никто не предпринимал.

— Возможно, они тебя потеряли, — сказал он.

— Если так, то найдут, — сказал я. — Это просто вопрос времени, а времени у них полно.

— Ладно, разберемся, — сказал Петруха.

Я допил кофе из чистого жлобства не потому, что хотелось, а потому, что за него было уже заплачено, и мы покинули кафе, переместившись в Петрухину машину. Поскольку Петруха стал уважаемым бизнесменом, сидеть самому за рулем ему уже было невместно, и мы оба устроились на заднем сиденье.

— На «Дачи», — сказал Петруха, доставая из спрятанного за подлокотником бара бутылку коньяка и два бокала. — А мы пока начнем, да, Чапай?

— Я воздержусь, — сказал я. Для коньяка было слишком рано, да и вообще настроение неподходящее.

— Тогда и я не буду, я же не алкоголик какой-нибудь, чтобы в одно рыло пить, — вздохнул Петруха, убирая коньяк. — Где жить планируешь, Чапай?

— Не решил еще.

Я четыре года не платил за коммуналку,