Хотел еще что-то сказать, но покосился на жену и промолчал – может, чтоб не вызвать ее слез...

На пустой платформе «Соколово» сидел и скулил фокстерьер. Мелкий дождь собачьей тоске не мешал, а придавал содержания.

Но грохот электрички преобразил пса в одну секунду. Он заметался по сторонам, залаял в предчувствии громадного счастья.

Надежда вышла из вагона, раскрыла зонтик, и в тот же миг из мороси с заливистым лаем выскочил к ее ногам Граф.

Он присела, обняла собаку, заговорила радостно:

– Ты меня встречаешь, Граф! Почувствовал! Ах ты, мой родной пес! Соскучился по маме, да? Долго не приезжала?

Пес трясся от возбуждения, взвизгивал и мазал грязными лапами кожаный плащ.

Из темноты выступил отец в гремящем мокром дождевике и с длинной палкой.

– Ушастый все вечерние электрички встречает, – доложил он. – Каждый день сюда ходим... А ты сегодня даже с зонтиком!

Надежда поцеловала очень сдержанного на ласки отца, свернула свой зонтик и взяла пса на руки.

– Ты на лапы-то его посмотри!

– Ничего, отмоемся!

Потом, на даче, уже отмытый, Граф сидел на коленях Надежды, положив голову на стол, – ужинали втроем.

– Ты мне Швырева привезла? – вспомнил отец.

– В следующий раз обещали. Но зато нашла Маркеса.

– Уже хорошо... «Осень патриарха»?

– Нет, «Сто лет одиночества».

– Это я читал... Но еще раз не помешает.

– Пап, ты, может, переберешься домой? – безнадежно попросила она. – И сам будешь ходить в библиотеку...

– Перебраться? – вдруг спросил тот. – Надо подумать...

– Хотя бы на осень, пап. А то в деревне холодно, сыро.

– Что мне – холодно?

– В городе зимой лучше, печь не нужно топить!

– Печь топить – хорошо...

– А снег чистить? Когда заметет?

– Я ведь знаю, отчего ты меня уговариваешь, – не глядя на дочь, прямо сказал старик. – Тебе одной тоскливо в квартире сидеть.

– Тоскливо, пап...

– Поэтому дома не ночуешь?

Вопрос прозвучал довольно резко и неожиданно, Надежда насторожилась.

– Как ни позвоню ночью, так нет... – после паузы продолжал отец.

– А почему ты звонишь ночами? Не спится?

– Кому не спится, так это тебе. И где только носит? Или прячешься от кого-то? Телефон вечно выключен.

– Скорее от себя, пап...

– Все еще развязаться не можешь? С этим? – Он кивнул на телевизор. – С военным корреспондентом?

– Давно развязалась...

– Что же он звонит?

– Кому? Тебе?

– Мне, мне! Сегодня опять спрашивал... – Игорь Александрович постучал вилкой по столу. – Надежда! Не смей уводить чужого мужа из семьи! Я тебе не раз уже говорил: как ты поступишь с его женой, так поступят и с тобой.

Надежда обняла собаку, села рядом с отцом и положила голову ему на плечо – он даже не посмотрел в ее сторону, однако гнев угас.

– Папа... у меня две новости.

– Ну?

– Я увольняюсь из Останкино.

– Из-за него? – сурово свел он брови.

– Нет, по собственному желанию. Иван тут ни при чем.

– Достойное место нашла?

– Да, очень достойное. – Не поднимая головы, Надежда искоса посмотрела на отца. – Наверное, скоро выйду замуж.

– «Наверное, скоро...» – передразнил он. – Значит, не выйдешь.

– Выйду, пап, назло всем!

Он и бровью не повел – сидел, устало положив руки на стол.

– Почему же ты не спрашиваешь за кого? – поторопила его тяжкие думы Надежда.

– Знаешь, ты уже в таком возрасте, когда мне все равно за кого, – буркнул тот. – Лишь бы от твоего замужества никто не пострадал.

– На сей раз никто не пострадает, клянусь! – невесело рассмеялась дочь.

– Что же ты одна приехала? – не сразу продолжил отец. – Где он?

– Кто?

– Капитан твой.

– Капитан, наверное, воюет, – помолчав, нехотя предположила она.

На мгновение тень омрачила лицо Игоря Александровича.

– Почему опять «наверное»? Что за речь у вас? Ничего точно и определенно сказать не можете! А какова речь, таковы и мысли!

– Потому что я ничего о нем не знаю, – грустно объяснила Надежда. – С памятного апреля даже не позвонил. В общем, я тебе давно хотела сказать... Мы расстались с Андреем.

– Как это – расстались? – возмутился тот. – Ну, знаешь!

– Я его прогнала, пап. И сделала это по глупости. Надо было потерпеть, спрятать свое самолюбие. Теперь близко локоть...

– Погоди, за кого же ты собралась?

– За другого.

Отец долго молчал, мрачнея как грозовая туча.

– Тьфу... – сказал наконец. – Бестолковщина...

Встал, включил свет над верстаком в углу, взял наждачку и принялся шлифовать загнутый конец посоха, тем самым показывая, что разговор окончен.

– Пап, ты будешь доволен моим выбором, – напомнила о себе Надежда. – И не сердись... Илюшу Сердюка помнишь?

Он взглянул на дочь из-под бровей и недовольно отвернулся.

– Хоть за черта лысого.

– Пап, ну ты же понимаешь. – Ей хотелось помириться. – Мне двадцать семь. Сам говорил, давно пора рожать... Я знаю, тебе Андрей понравился. Но его нет! А потом, у него такая служба... Каждый день сиди и думай...

Отец вроде бы смягчился.

– Он где служит-то? – спросил будто между прочим.

– В каком-то спецназе...

– Так он, может, на задании? Чудо ты в перьях!

– Не знаю... Он как ты, пап. Ничего не рассказывает. И все время молчит!

– Значит, настоящий мужик...

– Но я его уже прогнала...

– А если явится? Вот когда локти покусаешь!

– Не явится, пока не кончатся все войны. А они никогда не кончатся...

– Значит, найди! И в ножки поклонись! Прогнала она!

– Где же его найти, пап? Сам подумай!.. Я даже фамилии его не знаю! И вообще ничего...

– Ну, раз так, иди за голодного!

– За кого? – изумилась она.

Отец на минуту оставил наждачку, поправил волосы под ремешком.

– Ты знаешь, Илюша Сердюк книжками на Арбате торговал...

– Я это помню... Ну и что?