вы слышали, каков будет ответ?» — «Да будет долгой жизнь ходжи-начальника[124], — ответили они, — все мы, слуги, вынесли единодушное решение и сообщили его хатибу, а то, что [ходжа] услышит из наших уст, пусть перескажет эмиру». — «Это вы хорошо постановили, — сказал Тахир, — каков же ответ, чтобы не затягивать разговор?»

Хатиб сказал: «Эти именитые мужи и предводители — такие люди, что, что бы они ни сказали и ни постановили, ежели бы в городе было даже дважды тысяча тысяч жителей, то они им повиновались /22/ бы. [Собравшиеся] говорят: около тридцати лет они были пленниками в руках дейлемцев и законы ислама были заброшены, ибо царство таких [людей], как Фахр ад-довле[125] и Сахиб Исмаила, сына Аббада[126], попало в руки женщины и [ее] неспособного сына[127]. Они простирали руки к господу богу, велик он и всемогущ, дабы он внушил государю ислама Махмуду прийти сюда, оказать им помощь, избавить от притеснения и разврата карматов[128] и негодяев; устранить тех неспособных [правителей], кои нас не в силах оборонять, и удалить их из владения. [Эмир Махмуд] назначил нам господина справедливого, любезного и властного, подобного ему самому, и счастливо ушел обратно. Покуда тот государь еще не ушел, сей господин нисколько не предавался отдыху, потник его коня не просыхал, он воевал мир и свергал тиранов и бесталанных [властителей], так что ежели бы не случилось это великое событие, — смерть его отца, то он ныне дошел бы уже до Багдада и свергнул бы еще других неспособных [правителей] и бездельников, а раиятам тех областей была бы оказана помощь и они тоже отведали бы сладости правосудия. До сих пор, покуда знамя его пребывало в Исфагане, здесь, в нашем городе и области, как известно, был один хаджиб [в должности] шихне с двумя сотнями всадников, и ни у одного из оставшихся негодяев не находилось смелости пошевельнуться, ибо ежели бы кто-нибудь вознамерился учинить злое дело и пришел бы сюда, и силы его составляли бы тысячу или две тысячи [человек], меньше или больше, [даже] до десяти тысяч, наши молодцы и храбрецы непременно взялись бы за оружие и примкнули к шихне государя, дабы за злодеяние те негодяи получили возмездие во славу господа бога, велик он и всемогущ. Ежели господин [наш] дошел бы даже до Мисра[129], то мы остались бы все теми же — мы не знаем разницы между этими двумя расстояниями. Когда государь покончит с предстоящими делами, а это будет скоро, потому что его высоким помыслам [ничто] не угрожает, и он счастливо вернется сюда [сам] или пришлет начальника, /23/ то коль скоро [мы] сегодня покорные слуги, в тот день [мы] сделаемся еще более покорны, ибо великое благоденствие, нами полученное, мы не скоро выпустим из рук, покамест в нас есть жизнь. И ежели сегодня, когда государь устроил прощальное торжество, он водрузит здесь кнут, то мы и ему будем повиноваться. Вот наше слово». Хатиб повернулся к народу и спросил: «Речь, мною сказанная, ваши слова?» Все ответили: «Наши, мы даже еще больше послушны, чем было сказано». «*Да вознаградит вас Аллах*, — произнес Тахир, — доброе слово вы молвили и исполнили законное требование великого пастыря»[130]. Он встал, пошел к эмиру и доложил ему этот ответ. Эмир очень обрадовался и сказал: «Если привалит счастье, Тахир, то все дела идут одно подстать другому. Очень умный ответ они дали, эти люди заслуживают всяческой ласки. Прикажи, чтобы казию, рейсу, хатибу, главе сейидов и старшине газиев приготовили халаты сейчас же, для рейса, главы сейидов и казия золотые, а прочим — с позолотой, да надели бы на них. И представь их мне, чтобы они выслушали мое слово, а потом ты с мертебедарами отправь их как можно лучше в город». Тахир поднялся и сел в стороне, позвал казначеев, и они приготовили халаты. Когда все было сделано, он снова вернулся к [рейским] вельможам и сказал: «Ответ, который вы дали, я доложил государю. Ответ ему очень по душе пришелся, и он его одобрил. Вашим вельможам, состоящим в должности, он пожаловал знатные, достойные [их] халаты. Поздравляю. Пойдемте, с богом, в вещевую палату, там в добрый час наденете их».

Сипахдары отвели /24/ [упомянутых] пять человек в вещевую палату и надели на них халаты. Затем Тахир пошел к эмиру и представил [пред лицо его] всех именитых мужей Рея. Эмир встретил их ласково и сказал несколько любезных слов, а они выразили много добрых пожеланий и удалились. Мертебедары наилучшим образом проводили их в город. Горожане очень ликовали, рассыпали много диремов и динаров и проводили мертебедаров обратно, хорошо ублаготворив.

На другой день, когда [эмир] закончил прием, явилась на поклон вся рейская знать с [упомянутыми] предводителями. Посмотреть на зрелище собралось более десяти тысяч мужчин и женщин. Знать усадили в нимтерге, и эмир, да будет им доволен Аллах, вызвал Хасана, сына Сулеймана, который был из славных эмиров Джибаля Гератского[131], милостиво к нему обратился и сказал: «Завтра мы выступаем и поручаем тебе эту область как [нашему] шихне. Ты слышал слова [рейских] именитых людей, будь же благоразумен и бдителен, чтобы не случилось беды в наше отсутствие. Обходись с жителями этой области любезно и являй добрый нрав. Будь уверен, когда мы достигнем престола и дела пойдут согласно нашей воле, мы позаботимся об этой области и пришлем сюда какого-нибудь сильного салара с войском и доверенным человеком из числа обладателей пера, дабы все поступали по его указу, покуда не будет захвачен весь Ирак, ежели будет угодно господу богу. Надобно, чтобы вельможи и раияты были довольны тобой и благодарили, и будет тебе в удел за это по нашему благоусмотрению премного милости, богатства, достоинства и высокий сан». Хасан, сын Сулеймана, встал — по чину он не имел право сидеть в этом собрании — облобызал землю и, стоя, произнес: «Я покорный слуга и такое место не для меня. Но раз государь жалует [его] мне, то я, служа ему, исполню все, что в человеческих силах». Эмир приказал отвести его в вещевую палату и надеть на него драгоценную одежду, [достойную] исправляющего должность шихне: /25/ кафтан с эмирского плеча из румского[132] шелка, золотой пояс весом в пятьсот мискалей и другие предметы подстать этим. Хасан, сын Сулеймана, предстал пред лицо эмира в этой одежде, отвесил поклон и услышал из высочайших уст похвалу.