пожаловал же он его место, царство, казну и все прочее, что у него было, государю. Обязательно нужно сохранить эти записки, чтобы люди их прочитали и узнали, к чему склонялся отец и чего хотел господь, велик он и всемогущ, а также узнали бы сердце и веру писавших». — «Что это вы говорите, — возразил эмир, — ежели он в конце жизни счел такую обиду необходимой и в этом у него была какая-то цель, то в ней следует видеть тысячу назиданий, которые он хранил для меня. Он с лихвой простил мне много проступков, а выговоры мне принесут пользу ныне, да смилуется над ним господь, пусть славится поминание его, ибо ни одна мать не родит [такого человека] как Махмуд. Что же до писавших, то какое обвинение можно им предъявить? Ведь они люди служилые, а служилым людям как же не повиноваться, особливо государю. Ежели бы мы приказали какому-нибудь дебиру, напиши, мол, то-то, то хотя бы в этом была его погибель, разве он осмелился бы не написать?» Он велел все те записки изорвать и бросить в тот кариз и погнал коня, а стремянному пожаловал пять тысяч диремов.

Когда люди умные дочитают до сего места, то хотя бы они и раньше относились к образу жизни и обычаю этого государя с уважением и одобряли его, они [теперь] узнают его еще лучше и им станет еще ясней, что он был единственный [в своем роде человек] в его время. [Вот почему] мне, /29/ Абу-л-Фазлу, пришли на память здесь два необыкновенных рассказа. Один — рассказ о перемене к Бу Сахлю в сердцах слуг эмира Мас'уда. Увидев его, они, желая того или не желая, стали его уважать. И людям надлежит стараться[142], *ежели они [кого-нибудь] возвеличили и сделали именитым, оказывать ему почтение [всегда], в бедности и в богатстве, дабы, покуда не сойдет в могилу, он не утратил бы чести. Другой — рассказ о разорвании записок и бросании их в воду, дабы написавшие их, и те лица, которым писали, услышав об этом обстоятельстве и успокоившись душой, поняли бы, что эмир Мас'уд больше [к этим запискам] не вернется. Государей в таких случаях вдохновляет господь бог, велик он и всемогущ!

Что касается рассказов о скромности, то я читал в повестях о халифах, что когда Харун-ар-Рашид, повелитель верующих, вознамерился из Багдада пойти в Хорасан, а эта история долгая, и в книгах установлено по какой причине это намерение возникло, то он, дойдя до Тусаг занемог и находился на краю гибели. Он призвал Фазла, сына Раби, а тот состоял при нем везиром после семейства Бармеки[143]. Когда Фазл, сын Раби, явился, Харун-ар-Рашид остался с ним наедине и сказал: «О Фазл, дело мое пришло к концу и смерть близка. Надобно [поступить] так: когда я отойду, похороните меня здесь и когда покончите с погребением и оплакиванием, то все, что у меня есть, казну, арсенал и другие вещи, гулямов и мулов, все отправь в Мерв к сыну моему Ма'муну, потому что Мухаммед[144] в них не нуждается; он наследует Багдад, престол халифата и разные сокровища. Людям, которые здесь, воинству и слугам, предоставь сделать выбор: каждый, кто захочет пойти к Ма'муну, пусть идет, не удерживай. /30/ Покончив с этим, ступай в Багдад к Мухаммеду и будь его везиром и советником и соблюдай мой раздел между всеми тремя сыновьями. Знай, ты и все слуги мои, что ежели вы совершите вероломство и ступите на путь несправедливости, то это грех. Господь, велик он и всемогущ, [этого] не одобрит, и вы сгинете один за другим». Фазл, сын Раби, ответил: «Обещаю господу, велик он и всемогущ, и повелителю верующих, что буду блюсти завещание и исполню его».

В ту же ночь Харун-ар-Рашида не стало, да будет над ним милость Аллаха. На другой день его похоронили и достойно совершили обряд оплакивания. Фазл сказал всему войску и слугам без различия, что, дескать, надобно идти в Багдад, и они пошли, [однако] кроме тех, кто склонялся на сторону Ма'муна, [эти] уходили тайком или без почета, явно к Ма'муну в Мерв. Фазл выступил и направился в Багдад. Багдадские дела подчинились его приказу, а Мухаммед, сын Зубейды, Предавался пиршествам и забавам. Потом Фазл стал добиваться лишить Ма'муна сана наследника престола и говорил хатибам, чтобы они поносили его с минбаров, а стихотворцам приказал его высмеивать в стихах; это история долгая. Цель заключается в нечто ином. Хотя Фазлу удавалось нападать и наносить обиду Ма'муну, но отменить приговор господа бога, велик они всемогущ, он не смог, потому что Тахир Зу-л-яминейн[145] пошел [в поход], и Али, сыну Исы[146], находившемуся в Рее, отрубили голову и доставили ее в Мерв. Оттуда совершили нападение на Багдад с двух сторон, с одной стороны Тахир, с другой — Харсама, сын А'яна. Борьба продолжалась два с половиной года, покуда Мухаммед, сын Зубейды, не попал в руки Тахира; его казнили, а его голову послали в Мерв к Ма'муну и халифство укрепилось за ним. Два года Ма'мун прожил в Мерве. За это время произошли [разные] события, покуда он не достиг Багдада, и дело халифата не упрочилось, и не исчезли все причины разрухи, противления и распри, так что на сердце не осталось никаких забот.

Фазл, сын Раби, спрятался и три года с лишним скрывался, а потом попался в руки Ма'муна. Это история долгая и найти ее можно в сведениях о халифах. Ма'мун по части доброты, разума, благородства, человечности и прочих доблестей, которыми должны обладать великие люди, /31/ был единственным в его время. Не взирая на столько отвратительных поступков и обид, кои ему причинил Фазл, он отпустил ему вину, простил его и отправил домой, с тем чтобы он больше не являлся на поклон [во дворец]. Когда Фазл довольно долгое время оставался в бездеятельности, поднялись его заступники, ибо он был большой человек и всюду имел руку, и стали искать удобного случая смягчить сердце Ма'муна и расположить его к Фазлу, дабы тот велел ему снова являться на поклон. Когда такой указ вышел, Фазл послал кого-то к Абдаллаху, сыну Тахира — это был старший хаджиб Ма'муна, водивший большую дружбу с Фазлом — и известил его, что повелитель верующих, дескать, простил мне зло и повелел мне являться на поклон во дворец. После господа бога, да славится поминание его, я обязан тебе всем тем,