– На стену повесишь. Сядешь вечерять, глянешь – красота такая. Ан и веселее на душе.

– Ножи по стенам развешивать? Ты бы еще, мил человек, топор туда определил. Давай меняться. Я тебе за него овцу дам! Я такой. Ежели на что глаз положил, то все.

– Давай и овечку, дядя! Где она? Ножичек-то у меня хорош. Сейчас проверим его, – сказал Чиж, подмигнул Кочету и кольнул в ляжку поросенка, повизгивающего под могучим предплечьем матроски.

Поросенок пронзительно взвизгнул, вырвался и бросился под телеги, по дороге сбил с ног какого-то рыжего мужика.

– Ату! Держи его, православные! К турке побег! – завопил Чиж.

За спинами Чижа и Кочета тем временем в лавку с арапом на вывеске пробирался невысокий человечек в картузе с помятым козырьком. Тень от него до половины закрывала довольно неприметное лицо. Мелкие черты были словно нарисованы карандашом на гладкой поверхности кожи.

Соломон – так представлялся этот человек новым знакомым – даже не посмотрел в сторону переполоха, который вспыхнул на площади из-за Чижа. Как и всегда, он был озабочен своими многообразными, весьма сложными делами.

Кают-компания «Таифа» все еще носила следы недавнего пожара, хотя матросы и старались привести ее в порядок, отмыть.

Слейтер и Ньюкомб сидели за столом напротив друг друга. Слейтер закусывал. Он высасывал устрицу и тут же смачивал красные чувственные губы белым вином, отчего после каждого глотка они начинали лосниться, как вытертая кожа. Иногда Слейтер поглядывал в газету, которая лежала рядом с ним на столе.

Перед Ньюкомбом стояла только маленькая чашечка черного кофе. Обожженная рука его была перевязана черной тканью.

Слейтер снова отпил вина и прикрыл глаза от удовольствия. Вино было холодным, и на стакане проступала испарина.

– Вы не бережете себя. Если я приму хотя бы наперсток вашего пойла, то меня непременно хватит удар, – сказал он, бросив взгляд на чашку Ньюкомба.

– Это всего лишь крепкий кофе по-турецки.

Слейтер снова склонился над газетой, но почти сразу поднял взгляд от убористых строк передовой статьи.

– Что ни говори, нет другой столь же хитрой нации, как московиты! – воскликнул он. – Они могут и желают напускать на себя любой вид, лишь бы осуществить свои намерения! В дипломатии превосходят все другие народы. Точно так же в ведении войны, поскольку дело тут касается хитрости.

– Это не русские, а казаки. Так называемые пластуны. Один из них – черкес. Кажется, я видел его на Кавказе.

При этих словах Слейтер насторожился.

– Очень интересно. Странное совпадение. А как вы разобрали впотьмах, что это за люди? – спросил он.

– По оружию. Но зачем все-таки они приходили? За стилетом работорговца? Что означала эта стрельба в ауле, когда я его купил? Быстро это выяснить я, к сожалению, не смогу.

– Они забрали всю переписку. Я убежден, что они приходили за бумагами.

– Получается, что русские теперь знают наши планы. Придется сообщить об этом по команде.

– И да, и нет, милейший Ньюкомб. Я вел дела в России и собираюсь продолжить их после того, как мы поставим этих московитов на место. Даже если они прочтут эти бумаги, то уже ничего не успеют сделать. Их канцелярские медведи слишком неповоротливы. Мы будем в Крыму раньше, чем они поднимут свои мохнатые зады. Да. У них грядут грандиозные перемены. В ходе этой войны они убедятся в значении коммуникаций и бросятся строить железные дороги, а денег у них нет! Их царь будет вынужден дать государственные гарантии нашим же банкирским домам. Потому что своих денег, повторяю, у них не будет. Всем этим я собираюсь заняться. Кроме того, мы прикроем им всю прямую азиатскую торговлю. Это гораздо надежнее ваших кладов и ракет. Как я мог вам дать деньги?

– Сэр, мне крайне неприятно слышать эти упреки самому себе. Вы обеспечены моими векселями. Мисс Кортни скоро встретится с военным министром, который приходится ей двоюродным дядей. Я уверен, что итогом этого разговора будет программа перевооружения всей английской армии моими ракетами. А стилет я верну. У меня в Севастополе есть свои люди, – проговорил Ньюкомб и стал копаться в своих многочисленных карманах, что-то отыскивая в них.

– У вас есть прямая телеграфная линия в Севастополь? Вы знаете их имена? – довольно издевательским тоном спросил его Слейтер. – Ваши ракеты впечатляют, но это скорее прожект, чем реальность. Тут еще многое может случиться, прежде чем вы доживете до денег. Как на меня нашло такое безумие, что я вам дал деньги?

– Тем не менее я уже сделал необходимые распоряжения и скоро буду знать все, что мне нужно! – заявил Ньюкомб и положил на стол несколько обрывков обгорелой бумаги с остатками рисунков своего стилета.

На одном из этих клочков были выписаны несколько цифр и виднелись английские буквы: «Плакида поможет».

– Я не успел выучить текст наизусть, как собирался! – сказал Ньюкомб. – Если я ошибусь хотя бы на одну цифру, то это может сдвинуть точку миль на пятьдесят!

За окнами кают-компании тем временем началась какая-то беготня.

– Мой вам совет, оставьте это дело, – заметил Слейтер. – Искать кинжал бессмысленно. Эти казаки могли его утопить в море или сменять на водку.

В кают-компанию вошел капитан.

– Джентльмены, русская конная батарея на берегу! – сказал он.

– Мистер Слейтер, ваша репутация специалиста по России подмочена. Наши противники довольно быстро сориентировались! – заметил Ньюкомб.

– Это случайность! – парировал Слейтер.

За бортом «Таифа», прямо напротив иллюминатора, взрыло воду ядро.

– Так они нас сейчас случайно расколотят вдребезги, черт побери! Поднимайте пары, капитан! – распорядился Ньюкомб.

Биля соскочил с седла у коновязи. Из летней кухни выскочила Екатерина Романовна с большим дымящимся горшком, который она держала обеими руками, ловко обхватив полотенцем.

– Здравствуйте, Григорий Яковлевич! С приездом вас! К самому обеду! Вот убоинки покушаете, – весело проговорила женщина на ходу.

Биля снял папаху с бритой головы.

– Здоровеньки булы, хозяйка. Окатиться бы мне с дороги.

– Сейчас подам, милый!

Через четверть часа Биля, переодевшийся с дороги и только что умытый, сидел во главе стола. Екатерина Романовна выкладывала в миски дымящуюся баранину. На скатерти лежали ломти хлеба, стояли жбаны с квасом.

Когда Кравченко протянул ей свою миску, Екатерина Романовна засуетилась особо и выловила для него огромный кусок мяса.

– Это что же у нас за праздник такой сегодня, казаки? – спросил Биля.

– Да одна овечка шла мимо хаты, а я примерно так стою, – начал Чиж. – Она мне и говорит: «Зарежьте меня поскорее, братцы! Сил моих нет, как вас накормить хочу! Была во втором батальоне, там хлопцы дюже толстые, не то что в вашем восьмом. Режьте ж меня, Христом Богом прошу!»