Я перевернула кольцо на пальце камнем внутрь. С голой женщины нечего взять. Я решила, что ни за что не отдам бриллиант. Мне нравились его холодный блеск, его непреходящая красота, его надменная искрящаяся сущность. Этот камень превратил меня в падкую на все сверкающее ворону. И теперь меня трудно остановить.

— Значит, я до конца жизни вынуждена буду жить в нищете?

— Кредиторы подали на вас иск, и их претензии будут в силе еще тридцать лет.

Долг в три миллиона… Тридцать лет нищей жизни… У меня нет будущего. Адвокат стал объяснять, что размер моих обязательств зависит от размера имущества несостоятельного должника. Он говорил долго и сыпал непонятными терминами. Из его слов мне стало ясно лишь то, что большое значение имеет поведение доктора Геральда Фрайзера. Чтобы облегчить мое положение, ему следовало вернуться в Германию и распорядиться в мою пользу оставшимися имущественными ценностями. Где бы Геральд сейчас ни находился, я от души желала ему только одного — чтобы его разорвали гиены, утащили на дно крокодилы или растоптало стадо слонов. В газетах писали, что он уехал из страны, но цель его поездки неизвестна.

Я решила, что Геральд скорее всего отправился в Восточную Африку, где у него были друзья и партнеры по бизнесу. Его, конечно, встретят там с распростертыми объятиями, поскольку Геральд повез с собой деньги. Тому, кто путешествует с миллионами в кармане, требуется охрана. А той, на которой висит долг в несколько миллионов, требуется хороший адвокат, вот только она не в состоянии оплатить его услуги.

Когда адвокат спросил о моих доходах, я ответила, что денег мне хватает лишь на оплату жилья, счетов за электричество и еду. Да еще на джинсы, кожаные куртки, сигареты, пару книг, кассетный магнитофон и поездки в Гамбург, правда, в вагонах первого класса. Ноги сами несли меня туда, где проезд стоил дороже. Я не могла отказать себе в комфорте и тепле. Я мерзла в зимнем Франкфурте, мне было холодно в комнате, которую я снимала и которая едва ли больше ванной в доме Геральда. И потому я всегда ходила в норковой шубе. Кто даст женщине в норковой шубе чаевые? Во время работы я возила ее в багажнике машины. Пассажиры жаловались на «африканскую жару» в салоне такси, и я вынуждена была включать кондиционер. Они радовались, а я мерзла.

— Снежная королева, — говорили обо мне коллеги-таксисты.

Они неплохо относились ко мне, пока я придерживалась установленных правил игры и покорно ждала своей очереди на стоянках, чтобы посадить клиентов. Однако хорошее отношение сохранялось до тех пор, пока я не попыталась претендовать на более выгодные стоянки, за которые шла борьба. В этом мире люди точно так же расталкивают локтями друг друга, стремясь к своей цели, как и в мире Геральда. Различие состоит только в том, что таксисты не ходят в кашемировых пиджаках.

На прощание адвокат сказал мне, что хороший совет дорогого стоит. Вот комик! Однако я так много смеялась в Мюнхене, что смех набил мне оскомину. В нынешней моей жизни не было ничего смешного. Водитель такси общается с множеством людей: молчаливых, словоохотливых, пьяных, трезвых, благоухающих, дурно пахнущих, щедрых, жадных. Но всех их объединяет одно — они спешат. Мужчины с портфелями, мужчины без портфелей, мужчины в кожаных куртках, женщины, жующие жевательную резинку. Часы тикали, драгоценное время моих клиентов бежало, а я останавливалась у светофоров, жала на педали и рулила. Вождение машины — механическая монотонная работа, похожая на работу на конвейере.

Когда пассажиры сидели на заднем сиденье, я чувствовала на затылке их нетерпеливые взгляды. Порой их молчание казалось мне угрожающим. Если поездка длилась долго, я размышляла о том, как зовут моего пассажира, чем он занимается, что его ждет в конце пути — радость или печаль. Я всегда испытывала страх во время работы в ночную смену и носила за голенищем сапога нож, над которым насильник или грабитель, наверное, только посмеялся бы.

Неужели вы не боитесь ездить по ночам? Нет. А чего мне бояться? Но ведь вы такая красивая молодая женщина… Мало ли что может случиться? Я верю в человеческую доброту. Вы студентка? Нет. Но вы совершенно не похожи на профессионального водителя такси. А как они, по-вашему, должны выглядеть? Ну, не знаю. Чем вы занимаетесь в свободное время? Сплю. Одна? Нет, у меня есть приятель, он боксер-тяжеловес. Ах, вон оно что! Не могли бы вы ехать быстрее? В таком темпе мы никогда не доберемся до места. Заплатите мне три миллиона марок, и я помчусь, не обращая внимания на красный свет.

У меня из головы не выходили эти проклятые три миллиона, а мне давали чаевые от тридцати пфеннигов до трех марок. И только Маркус Фест проявил по отношению ко мне подлинное великодушие. Добрый человек, полезный член общества, Маркус стал дорожным указателем на моем пути и положил конец моим скитаниям. Общаясь с ним, я поняла, что ложь может заменить собой действительность и что она — чудесное оружие, побеждающее жизнь. Говорите безобразной женщине, что она прекрасна. Хвалите блюда, приготовленные плохой хозяйкой. В разговоре с матерью назовите ее ужасного ребенка ангелом. Заявите грубому полицейскому, что никогда в жизни не встречали такого любезного блюстителя порядка. Больше лгите мужчинам, и они будут любить вас за это. Правда тупа и скучна, она — слепое зеркало жизни, в которое мы неохотно смотримся. Я была дочерью своего отца и многому научилась у него, хотя и не всегда признавала это.

Сев ко мне в такси, Маркус Фест попросил отвезти его на вокзал, откуда он собирался отправиться в Висбаден. Мне понравилось, что он не жаловался на включенное в салоне отопление. Маркус так же, как и я, любил тепло. Кроме того, он попросил у меня разрешения закурить, и я отметила про себя, что у него приятный голос. Мы сидели в тепле и уюте, а за окнами проносились фонари, освещавшие холодные промерзшие улицы.

Я думала о том, что Геральд сейчас живет в жаркой Африке и, наверное, пользуется кондиционерами. Я от души желала ему сгореть в адском пламени и замерзнуть в арктических льдах. Он, конечно же, не захочет вернуться в Германию и подвергнуться процедуре банкротства. Он не вернется, чтобы спасти меня, потому что не желает рисковать своей шкурой. Возможно, Геральд взял с собой Мону, чтобы приятно проводить в изгнании время. Впрочем, это уже все равно. Настоящую боль причиняла мне лишь мысль о том, что Геральд бессовестно использовал меня, глупую наивную девчонку.

— Как вас зовут?

— Вондрашек. Фелиция Вондрашек.

— Я понимаю, фрейлейн Вондрашек, что вы моложе меня лет на сорок. Но несмотря на свой пожилой возраст, я хотел бы еще пожить на свете. Вы слишком быстро едете. На дорогах гололед.

Голос Маркуса выдавал человека, принадлежащего к сильным мира сего. Правда, он был слегка хрипловатым от курения и возраста. Я терпеть не могла, когда пассажиры указывали, как мне ехать. Время — деньги, и он должен бы знать это. Чтобы наказать пассажира за критику, я резко нажала на тормоза, и машину занесло на скользком шоссе. Я крутанула руль, чтобы выправить положение, но колеса заблокировались, и машина неслась прямо на боковое заграждение. Я ничего не могла сделать и, выругавшись, смирилась со своей судьбой. Мне показалось, что с заднего сиденья донесся вздох.