Мы помчались вниз по тропе, распевая во всю мощь легких. Через несколько минут мы были уже у сосен желтых – взвинченные, потому что на тонких стволах отсутствовали сучья, но даже если бы смогли вскарабкаться на них, морщинистая кора порезала бы нам ноги. Я отмечала возможные укрытия. Каждый изгиб тропы, каждый ручей на пути, каждая низкая ветка выглядели потенциальным путем к бегству. Спустя вечность, проведенную в сосняке, мы вернулись к просторам более высоких пихт Дугласа.

Из-за огромных сучьев и мягкого травянистого подлеска пихты казались дружественным и безопасным местом. Сухие леса из пихт Дугласа – отнюдь не излюбленная среда обитания гризли: в августе они предпочитают более высокие леса и альпийские луга, потому что там прохладнее и созревают ягоды. Я расслабилась, мы перешли на быстрый шаг.

Вниз, вниз, вниз, ощущая вес рюкзаков. Клейкая лента, которую я использовала для спешного ремонта правой лямки, перетерлась, и я возилась с ней, едва замечая машущие мне травы и цветы. Внезапно Джин закричала:

– Гризли!

В нескольких метрах, глядя прямо на нас, стояла медведица с двумя детенышами. Я потянулась за сигнальным устройством, но оно куда-то запропастилось.

Медведи были так же потрясены, как и мы. Они были так близко, что мы чувствовали запах падали от их дыхания. Мы медленно отступали к ближайшим деревьям. Джин сбросила рюкзак и начала карабкаться на пихту, нащупывая опоры на узловатых ветвях. Медведица визжала на медвежат. Я ухватилась за чешуйчатый ствол соседнего дерева и, используя голову в качестве тарана, пробилась сквозь гущу ветвей. Джин взлетела уже на метров пять выше меня, и я старалась не отстать от нее. Пока я была низко, зверь мог легко стащить меня. Из порезов и царапин на лице и руках сочилась кровь. Мое дерево тряслось от страха. Массивный ствол давал Джин возможность подняться к верхушке. Я же в спешке не сбросила рюкзак и выбрала дерево гораздо ниже. Когда я забралась настолько высоко, насколько это было возможно, оно сильно раскачивалось. Я боялась, что упаду на медведицу и детенышей, которые бродили прямо под моим убежищем.

Поглазев на меня, медведица загнала медвежат на сосны. В безопасное место, пока разберется с нами. Оранжевые стволы не имели веток, но детеныши были легкими, а их когти – острыми. Мать фыркала, выдавая им инструкции, пока они карабкались и устраивались в кронах гораздо выше нас. Медведица повернулась к нам и поднялась на задние лапы, чтобы получше рассмотреть. Гризли известны плохим зрением. Решив, что мы не собираемся действовать, медведица принялась расхаживать взад-вперед между четырьмя стволами. Она управляла ситуацией, а мне оставалось сидеть на дереве и благодарить свои счастливые звезды. Я прислонилась к дереву, чтобы отдохнуть; пальцы ног упирались в ветки, руки кровоточили. Тепло коры и сладкий запах хвои действовали на меня успокаивающе. Джин поймала мой взгляд и кивнула в сторону медвежат. Они уставились на нас черными глазами, обрамленными светлым коротким мехом. Джин не могла не улыбнуться им.

Ползли часы. Я болтала ногами, чтобы облегчить боль в спине, и переставляла рюкзак, опасаясь, что мы проторчим здесь всю ночь. К счастью, из-за обезвоженности после перехода в туалет не хотелось. Медвежата заснули, пока их мамаша строго следила за нами.

Я тоже хотела бы уснуть, но меня по-прежнему колотило.

Мысли унеслись к маме: ванильный аромат, исходивший от коры сосны желтой, напомнил мне о ее кухне, и я отчаянно хотела спросить у мамы, как выбраться из этой передряги.

Величественное дерево Джин не тряслось так, как мое – либо Джин была мужественнее меня (в чем я не сомневалась), либо дерево оказалось покрепче. Истинный старейшина. Лидер, руководитель, преисполненный достоинства. Его крона гуще и внушительнее, чем у соседей. Он дает тень молодым деревьям. Рассыпает семена, развивающиеся столетиями. Простирает свои огромные конечности, предоставляя место для гнезд певчих птиц и для роста омелы и волчьего лишайника. Позволяет белкам бегать вверх и вниз по стволу в поисках шишек, которые они закопают на будущее, и развешивать на изгибах ветвей грибы, которые они съедят после сушки. Одно это дерево служило основой для разнообразия, поддерживая круговорот жизни в лесу.

Я покрепче обхватила ствол. Медведица устроилась под соснами, на которых спали медвежата. Меня уже не трясло, я лишь мелко дрожала; градус ужаса снизился до простого испуга. Я ощущала, как медленно прирастаю к коре своего надежного дерева и таю в его сердцевине, удивляясь тому, какой спокойной я стала на его ветвях. Неподалеку по больному дереву стучал дятел: он устраивал новое дупло для семьи, разбрасывая кору. На мертвом дереве рядом виднелась полость побольше – она напоминала дупло дятла, но была шире и грубее, потому что дерево начало гнить, и ее края разрушались. Она не смогла бы защитить дятлов от хищников. Внутри кто-то зашевелился, и показался белый лицевой диск совы, а на нем желтые глаза. Она повернула голову и заухала, возможно, обращаясь к дятлу, а возможно, интересовалась, из-за чего суматоха. Казалось, дятел и сова знают друг друга. Соседи, разделяющие жилье и обменивающиеся предупреждениями. Старые деревья были свидетелями.

Тлеющий отблеск заходящего солнца омывал деревья. Мысли устремились к остаткам праздничного торта в сумке Джин. Медведица отошла от сосен и бродила вокруг.

Она фыркнула, выдав команду. Царап, царап. Медвежата поспешили вниз и понеслись через кусты вместе с матерью, шелестя листьями.

Затем – тишина. Ветки прогибались под моим весом; я подумала, что им хочется, чтобы я слезла.

– Думаешь, ушли? – спросила я у Джин так тихо, как только могла.

– Не знаю, но я голодная. Пора двигаться.

Она начала спускаться. Я забеспокоилась, но подруга довольно разумно возразила, что мы все равно не сможем вечно оставаться на деревьях.

Я последовала примеру Джин, добравшись до низа сразу после того, как ее ботинки коснулись земли. Она посмотрела на мои исцарапанные руки, но еще больше поразилась своим, более глубоким порезам.

– Повезло, что они не учуяли запах крови, – заметила она, осматривая свой рюкзак.

Никаких следов зубов. Она расстегнула один из боковых карманов, огромных, как слоновье ухо, – предмет гордости, потому что они удваивали размеры рюкзака, – и мы доели остатки торта.

– Похоже, они не любят шоколад.

Джин уверяла, что слышит, как в долине падают камни, а это означало, что мы в безопасности.

Ее дерево невозмутимо и безмятежно наблюдало за нашим уходом. Я взглянула на свое, приютившееся под кроной дерева Джин. Я подумала, не является ли пихта Джин