– Абракадабра, – прошептала Астра. – Чего можно не иметь в детстве? Да чего угодно! Своего дома, родителей, бабушки и дедушки… игрушек, велосипеда… Черт, так я ничего не добьюсь.

«Этот Сфинкс составлял загадку не как бог на душу положит, – подумала она. – Он взял за основу мифический текст, но изменил содержание. Ясно одно: как в древних Фивах, так и в современной Москве чудовище намекает на человека. В данном случае конкретного человека, который в детстве не имел, в зрелости не сумел отличить истинное от ложного, а в старости будет отмщен. Кто же это?»

– Бессмыслица… – пробормотала она. – Таких людей тысячи, миллионы. Но Сфинкс должен быть уверен, что задачу можно решить. То есть Теплинский этого человека наверняка знает. Разумеется, если письма не порождены безнадежно больным умом и не служат ширмой для отвлечения внимания. Любимый прием факиров, которые заставляют зрителей смотреть не туда, где происходит самое главное.

Интуиция подсказывала Астре, что это не так. Приговоренному к смерти предоставляется не обманка, а подлинный шанс выиграть поединок с неведомым существом…

* * *

Несколько минут возни на полу среди обломков гипса и разбросанных тюбиков с красками решили исход поединка в пользу хозяина мастерской. Дома, как известно, и стены помогают. Грабитель, запутавшись в пыльной драпировке, затих, перестал сопротивляться. Он тяжело, натужно дышал, но не просил о пощаде.

Домнин оглянулся в поисках фонаря, во время борьбы ночной гость выронил его, и тот потух. Окна, закрытые жалюзи, не пропускали света.

– Пусти… – простонал злоумышленник, шевельнувшись. – Кто ты? Вор?

Художник расхохотался. Вот так встреча!

– Я хорошо воспитан, – сказал он, поднимаясь. – И не хожу в гости без приглашения. Тем более не посягаю на чужое. Вставай! И объясни, что ты здесь делаешь?

Грабитель не сразу выбрался из-под тяжелой занавеси, чихая и отплевываясь.

– Ну и пылищу ты развел…

– Убирать некому. Чем обязан столь позднему визиту очаровательной вакханки? Хочешь позировать мне в обнаженном виде для «Купания Мессалины[5]»? Я как раз вынашиваю новый замысел… Это будет бомба! Эротический апофеоз! Твое тело подойдет как нельзя лучше.

– Заткнись! – прошипела женщина в черном спортивном костюме.

Шапочка свалилась с ее головы, и волосы рассыпались по плечам: ставшие притчей во языцех рыжие кудри, вернее, медно-золотистые с красным отливом. Цвет «тициан».

В темноте этого нельзя было увидеть, но художник пользуется внутренним зрением.

– Тебе мало «Трапезы блудницы»? – усмехался Домнин. – Узнаю неуемный аппетит дражайшей мачехи. Ты во всем такая ненасытная, как в жажде попасть на мои полотна? Можешь не отвечать. Во всем!

– Негодяй!

– Будешь грубиянить, вызову полицию. Ты незаконно проникла на мою территорию, взломала замок… нанесла материальный ущерб. Посмотри, какой погром ты учинила! Я еще не знаю, чем ты успела набить карманы, мамочка. Следовало бы тебя обыскать!

Он щелкнул выключателем, и желтая лампа под потолком залила место «побоища» тускловатым светом.

– Сволочь… – в бессильной ярости заплакала Александрина. – Гадина! Как я ненавижу тебя! Замок цел, а свои пошлые декорации ты сам поломал, когда набросился на меня.

– Надо было предупредить о посещении. Я и подумать не мог, что ты занимаешься грабежом! Решил, что в мастерской орудует вор. Ты еще легко отделалась, у меня тяжелая рука, я мог испортить твою неземную красоту. Где ты взяла ключи?

Домнин вспомнил, что года два назад потерял ключи от мастерской, но замков менять не стал: если кто и влезет, то поживиться будет нечем.

– Ты их сам забыл… у отца.

– А ты припрятала до лучших времен, – догадался художник. – Надеялась обобрать еще и меня. Папашу общипала, как рождественского гуся, теперь за меня взялась?

– Мерзавец, скотина! – затопала ногами она. – Не смей меня оскорблять!

– Да у меня и слов-то таких нет, – притворно смутился Домнин. – Тебе ведь какой эпитет ни подбери, все меркнет в сравнении с оригиналом. Что ты здесь искала? Деньги я держу в банке, драгоценностей не ношу. Краски хотела стырить или набор кистей?

– Как ты вульгарен, Игорь.

– А ты у нас маркиза де Помпадур! Дама из высшего общества! Зачем ты забралась в мою мастерскую, признавайся? Или будешь объясняться с полицией.

– Не тешь себя иллюзиями, – осмелела мачеха. – Никто не приедет. Взлома нет, ничего не похищено. Здесь и в самом деле брать нечего.

– Что же привело тебя сюда?

Еще не закончив фразы, художник уже понял, какая оказия приключилась с меркантильной до мозга костей вдовой отца. Сюжет, достойный водевиля, но уж никак не драмы.

– Ты надеялась найти в ящике с красками… с кра… – скорчившись от приступа хохота, пытался выговорить Домнин. – Ха-ха-ха! В ящике… с красками… завещание? Ах-ха-ха! Ха-ха… Ты искала завещание? Боже… какая ты дура! Ха-ха-ха! Ты еще глупее, чем я полагал…

Не так давно, на поминальном обеде по поводу годовщины смерти Домнина-старшего, Игорь вскользь обмолвился, что составил завещание и прячет его в укромном уголке мастерской, среди хлама. Он сделал это нарочно, заметив, как навострила уши Александрина. Завещание было ее пунктиком. У нее на лбу проступал расчет завладеть имуществом холостого бездетного пасынка в случае…

Игорь обладал крепким здоровьем, машину водил аккуратно, пил мало, но случай, как нередко бывает, можно подготовить и осуществить. Он почти физически ощутил тогда, какой вихрь мыслей закрутился в ее златокудрой головке. Его так и подмывало пошутить. Александрина повелась… клюнула на примитивного червячка.

– Шутка удалась! – воскликнул он, глядя на взбешенную мачеху. – Как ты хороша в гневе, мамуля!

– Не называй меня так! – взвизгнула она.

– Прежде, чем отправить меня на тот свет, ты решила проверить, правду ли я говорил про завещание? – вкрадчиво произнес Домнин, приближаясь. – Риск должен быть оправданным, не так ли? Ты попалась! Я очарован твоим слабоумием. Когда пахнет деньгами, у тебя напрочь отшибает соображение! Ну, кто же станет держать важные бумаги где попало? Разве что твой безмозглый Мурзик.

– Он не Мурзик, а Мурат, – попятилась Александрина. – Не подходи…

– Что ты любишь больше, секс или деньги? Развратная дрянь! Я жалею, что не согласился на вскрытие тела отца… Мне ведь предлагали. Теперь я не уверен, что причина его смерти – сердечная недостаточность. Уж не ты ли помогла старику закрыть глаза?

– Не я! Клянусь, он умер своей смертью. Из-за чего мне было его убивать?