Период царствования Петра представляет собой ключевой для XVIII в. момент, когда старые стереотипы Московии служили одновременно и ключом к пониманию европейцами и, в частности, французами нового образа преображенной страны, ускоренно подвергавшейся вестернизации, и основой для новых стереотипов о Российской империи, ее власти, народе, традициях, векторе развития[203].

Значительную роль в формировании позитивного образа российского государства в общественном мнении Франции сыграли произведения Б. Ле Бовье де Фонтенеля. В 1725 г. Парижская Академия наук поручила ему как своему секретарю произнести посмертное похвальное слово Петру I[204]. Эту речь он предварил замечаниями о том, что император самой своей властью может сделать для наук и художеств больше, чем обычный ученый. Фонтенель ставил перед собой задачу не просто рассказать о просвещенном государе и об успехах науки в России, но дать оценку реформам Петра I в целом[205]. Французский академик начал с характеристики положения в российском обществе до Петра, он перечислил почти все стереотипы, существовавшие в Европе по отношению к «варварской» России в начале XVIII в. Автор, правда, оговаривал, что все народы переживают похожий период в первые века своей истории, и признавал, что русские не были лишены добрых природных задатков. Подчеркивая былое невежество россиян, Фонтенель стремился тем самым возвысить просветительскую миссию Петра I, которому была уготована роль созидателя[206].

Фонтенель отмечал благотворное влияние поездок русских на учебу за границу и писал о цивилизаторской деятельности пленных шведов в Сибири, которые «стали чем-то вроде колонии, которая цивилизовала прежних жителей». Но первенствующая роль в просвещении России отводилась им также самому Петру. Автор рассказывал о его путешествиях по Европе, беседах с учеными, о тщательном изучении географии своей страны, о создании грандиозных планов по соединению русских рек каналами. Фонтенель, впрочем, не избегал описания и отрицательных черт характера императора, но полагал, что все эти отрицательные качества можно извинить, учитывая громадные заслуги монарха. В сочинении Фонтенеля были уже четко намечены те идеи, которые приобретут во многом ключевой характер во Франции века Просвещения. Он превозносил царя за отказ от традиций, за религиозную толерантность, за покровительство наукам, ремеслам и искусствам. На примере Петра I Фонтенель одним из первых нарисовал образ просвещенного монарха, способного вывести свой народ из состояния «варварства» и приобщить к цивилизации. Именно этого мыслителя историки, в частности А. Лортолари, считают зачинателем петровского мифа. Впрочем, замечает С. А. Мезин, Фонтенель «только обосновал идею, “носившуюся в воздухе”, и придал ей законченный вид, освятив своим ученым именем»[207].

Приблизительно с 1740-х гг. французско-российский культурный диалог вступил в новую фазу, что было обусловлено целым рядом политических и культурных факторов. С одной стороны, масштабы участия России в политической и культурной жизни Европы постоянно увеличивались, а с другой стороны, неуклонно росло и влияние европейцев на российскую культуру. Геополитические перемены привели к распространению в европейской общественной мысли идеи угрозы, якобы исходящей со стороны России, которая была сформулирована сторонниками Швеции еще в ходе Северной войны, а в дальнейшем поддерживалась французской дипломатией на протяжении почти всего XVIII в.[208] Версаль проводил политику, которую историки называют антироссийской. На последнем этапе войны за австрийское наследство (1741-1748 гг.) Елизавета Петровна согласилась на средства Англии направить русский корпус Н. В. Репнина в Голландию, и, хотя он так и не принял участия в боевых действиях (уже велись переговоры о мире), само его появление в центре Европы способствовало изменению международной ситуации и восстановлению «баланса сил» в Европе[209].

По мнению И. Нойманна, в представлениях западноевропейских авторов XVIII в. образ России также имел двойственный характер: с одной стороны, она была призвана «цивилизовать» мусульманские народы, будучи форпостом и бастионом христианской Европы на границе с Азией; с другой стороны, сама воспринималась как восточная держава, олицетворявшая угрозу Европе от азиатского «варварства»[210]. Среди французских мыслителей и публицистов Века Просвещения также можно условно выделить две тенденции в отношении к России. Если одни авторы культивировали в целом негативный образ России как страны, где господствуют рабство и деспотизм (Локателли, Руссо, Шапп, Рейналь, Рюльер), то другие (Монтескье, Вольтер, Дидро, Гримм, Вольней, Бодо) видели в ней могущественную державу, которую просвещенные монархи[211] более или менее успешно пытаются вести по пути прогресса: «Социально-политическая и культурная трансформация России... служила катализатором идей французских просветителей: на ее примере они стремились уточнить возможности и условия прогресса вообще, а также использовать реформы Екатерины для критики “старого порядка”», - пишет С. Я. Карп[212]. Как бы то ни было, в Век Просвещения французские мыслители начинают все больше писать о России, разрушая своими сочинениями некоторые из стереотипных представлений о России.