Нико довольно долго молчал.

— Бэзил задал мне такой же вопрос. Я сказал, что не знаю, что и думать. Признаться, я до сих пор не знаю.

Она отпустила его и села на постель.

— Ты скорбишь о родителях, с которыми тебе так и не удалось встретиться.

— Есть еще кое-что. Фауста, всякий раз, когда я ловлю на себе взгляд королевы, его супруги Лилиан, я… я не знаю, что она чувствует. Ее, должно быть, сводит с ума горе и ревность. Я — живое напоминание измены ее мужа. Я — сын, который должен был быть ее сыном. Представляешь?

— Да, это непросто, — тихо сказала Фауста. — Но все же теперь ты знаешь, кто ты и откуда. Он взглянул ей в глаза. Она была права.

— Да, это так.

— Знаешь, когда я прилетела в Рим, я доверилась тете. Я рассказала ей о нашем романе и, пока говорила, начала понимать, как глупо и эгоистично было с моей стороны обидеться на тебя. Все эти годы ты был в поисках, и да, этот путь тебе нужно было пройти одному. Теперь, мне кажется, я лучше тебя понимаю. Конечно, я очень расстроилась, но мне было чем отвлечься. — Она многозначительно обвела комнату глазами.

Фауста была само совершенство, а еще она была уникальной.

— Ты не злишься на то, что я приехал и искал с тобой встречи?

Она лишь вздохнула.

— Если бы ты этого не сделал, я бы никогда тебя не простила. — Ее тон был решительным, она говорила всерьез. — Что будет дальше?

Нико поднялся и прошелся по комнате, затем повернулся к ней:

— Мои родители мертвы и погребены. Я могу остаться здесь и продолжать работать врачом. Она подняла на него глаза.

— Или? — Фауста должна была услышать это от него. — Тебе предлагают занять трон отца?

Фауста прекрасно понимала, что будет дальше. В конце концов, она сама была дочерью короля.

— Премьер-министр говорил со мной.

— Ожидаемо… Я помню слова отца, брошенные за завтраком: «Какая жалость, что у короля не было наследника»…

— Твой отец прав. Незаконнорожденный сын — подходящий наследник трона, по-твоему?

— Не знаю. — Она едва заметно улыбнулась. — Ты работал на свиноферме. Ты из первых рук знаешь, что нужно подданным. Такой опыт на вес золота.

— Фауста, пожалуйста, будь серьезна.

— Я серьезна. Ты — врач, понимаешь, каким должно быть качественное здравоохранение. Никто не знает об этом больше тебя. Ты — беженец и сирота. Неужели какой-нибудь министр видел систему изнутри и понимает, что должна представлять иммиграционная политика или каково положение людей, которые стараются спасти свою жизнь и бегут с территорий военных конфликтов?

— Фауста…

— Я права. Знаешь, чем больше я думаю об этом, тем яснее мне становится, что именно ты, с твоими знанием и опытом, нужен такой стране, как Ла Валазура.

Нико был глубоко тронут ее словами, но еще не был убежден.

— Есть люди, которые не были согласны с политикой, которую проводил мой отец. У отца есть кузен — Джузеппе Умберто. Тридцать лет назад именно он развязал гражданскую войну, он до сих пор верен своим убеждениям. Он требует, чтобы парламент объявил его королем.

— Оппозиция будет всегда. Всегда появляется кто-то, кто хочет претендовать на то, что принадлежит тебе. Джузеппе знает о том, что ты жив?

— Боюсь, теперь да.

— Как к тебе относится королева?

— Я не знаю. Она все еще потрясена.

— То есть она ни о чем не подозревала?

— Она знала о ребенке. Она знала, но думала, как и все, что я погиб. Никто не рассказал ей о том, что меня спрятали в приюте. Когда Бэзил привел меня к ней на аудиенцию… Она была потрясена, я думал, что она может потерять сознание. Мы с отцом очень похожи. Смотри…

Он достал фотографии из нагрудного кармана. Две из них дал ему Бэзил при первой встрече, две другие — снимки отца разных лет он получил позже.

Фауста покачала головой:

— Удивительное сходство, тест на отцовство явно не нужен. Теперь понимаю, почему королева была так глубоко потрясена. — Фауста продолжала изучать их. — У тебя была очень красивая мама, у вас похожее выражение глаз. Ты так с ними и не встретился, какое горе. — Она положила фотографии на кровать. — Я не знаю, что и сказать, — пробормотала она дрожащим голосом.

— Фауста, я стою на распутье.

— Конечно… — Она понимающе кивнула.

Нико почувствовал, что мир начинает кружиться. Фауста — единственная опора. Ему начало казаться, что он умрет, если сейчас же не обнимет ее. Они прижались друг к другу и поцеловались.

— Нико, я очень сильно скучала…

— Правда? — Он усмехнулся.

Сам он не был способен выразить словами свои чувства к ней. Она влекла его, она была ему нужна, он не мог остановиться и продолжал целовать ее.

— Останови меня, — прошептал он ей на ухо. — Теперь и ко мне приставлена охрана. За каждым нашим шагом следят. Мне нужно снять себе отдельный номер.

Она поцеловала его в щеку:

— Теперь ты узнаешь, каково быть на моем месте.

— Я уже понимаю. Насмешка судьбы, никак иначе… — Он снова поцеловал ее.

Он чувствовал эту непреодолимую тягу с первой встречи. Теперь им нужно было оставаться разумными и отступить.

— Позавтракаем завтра вместе? Я хочу поехать в приют вместе с тобой и посмотреть на плоды твоих трудов.

Фауста прижалась к нему всем телом:

— Но я хочу, чтобы ты остался.

— Я тоже этого хочу. — Его голос заметно дрожал. — Но сейчас мы не можем этого сделать.

На карте стоит слишком многое, но твоя репутация для меня на первом месте.

Она закатила глаза, фыркнула и ловко высвободилась из его объятий.

— Я же говорила, что мне не важно, что думают родители.

— А мне важно.

— Боже, ты уже мыслишь по-другому.

Он лишь покачал головой:

— Я думаю, что в ближайший месяц нам нужно будет обсудить многое.

— Почему именно месяц?

Нико переступил с ноги на ногу:

— В этот срок мне нужно уложиться. Через месяц я должен сообщить правительству свое решение.

— Ясно.

— Но прежде, чем мою кандидатуру выдвинут на голосование, мне нужно заручиться поддержкой королевы. Джузеппе — угроза для Ла Валазуры. Теперь я должен уйти, пока еще могу.

* * *

Фауста не желала расставаться с ним ни на минуту, но пришлось отпустить Нико, выбора у нее не было. Она желала его до боли и, когда он вышел, вцепилась в спинку стула.

У него было два пути. Он или останется простым врачом здесь, или займет трон у себя на родине.

Остаток ночи прошел