Гловер растерянно посмотрел на блондинку.

– Ты кто такая?

Она вспыхнула, отвесила ему пощечину, обругала на чем свет стоит и выскочила из вагона на первой же остановке.

– Горячая! – воскликнул Гловер. – Люблю дерзких. Напомнила мне Эмму Галлахер из средней школы. Правду говорят, что первая любовь не ржавеет.

– Я рад, что ты поделился, но лучше ответь мне, как мы здесь оказались и что будем делать дальше?

Гловер глубоко задумался, потирая виски.

– Похоже, мы оба опростоволосились и умудрились погибнуть, инициировав смену мозговых ритмов. Одни очаги возбуждения потухли, и электрическая активность возникла в других областях мозга. Запустился новый сюжет. Удивительно другое. Судя по городу за окном трамвая, мы продолжаем двигаться вперед просто с иной точки. И самое главное – мы остались вместе. Подобного не случалось раньше. Нонсенс.

– А что бывает при обычном раскладе?

– С каждой новой воображаемой смертью «Гипносу» все труднее синхронизировать сознания психонавтов и их мозговые ритмы в сеансе КОС. Жемчужину эго отбрасывает обратно в раковину сознательного. Сны и наше поведение в них становятся все менее контролируемыми, первобытными и жуткими. Ими завладевают части наших личностей, именуемые тенью. В конечном итоге они превращаются в душераздирающие и яркие кошмары. Ни о каком поиске семени для терапевтического модуля дальше речи не идет. Перегруженный мозг психонавтов сваливается в стадию медленного сна, из которой ни аппаратной, ни нейрохимической стимуляцией вытащить сознание уже не получается даже после извлечения из купелей. Они просыпаются сами после долгих часов пребывания в коматозном состоянии, но ущерб, нанесенный психике в этом чистилище подсознания до момента естественного пробуждения, невозможно предсказать наверняка. Отдачей за грубое вмешательство в биоритмы и регуляцию мозговых процессов служит синдром постгипнотической фуги, когда разум начинает путать сон и явь.

– Хочешь сказать, что мы продолжаем двигаться вперед и действовать осознанно благодаря введению в состав отряда новой ролевой модели якоря?

– Не знаю, что ты чувствуешь, Алекс, и не теряешь ли нить здравомыслия, но, если бы ты так своевременно не объявился, я бы сейчас предавался публичным сексуальным забавам с той огненной бестией. Можно ли это назвать осознанным поведением, когда так много стоит на кону? – он пожал плечами. – В одном я уверен точно – Пейтон всегда знает, что делает. В этом ему не откажешь. Внедрение якоря в отряд психонавтов напрашивалось довольно давно. Не было подходящих кандидатов. Мы мучились, добывая семена сна из своих хостов. Многие не справлялись с психическими нагрузками. Ты появился как нельзя вовремя. В самый критичный момент. Что из этого выйдет, увидим.

По вагону шел контролер, проверяя наличие билетов у пассажиров. Таких уже нечасто встретишь в общественном транспорте. Большинство муниципальных систем давно было автоматизировано. Контролер выглядел реликтом из чьих-то воспоминаний. В этой роли Беккер угадывался с трудом. Худой и щуплый, с чисто выбритым серым лицом и зачесанной назад жидкой челкой. Руки его нервно подрагивали, когда он приблизился к психонавтам.

– Предъявите билеты, молодые люди!

– Таких не имеется, – огрызнулся Гловер.

– Тогда я буду вынужден попросить вас покинуть трамвай на ближайшей остановке.

– Идем, Артур, все равно мы не знаем, куда двигаться дальше. Надо осмотреться. Приносим глубочайшие извинения, уважаемый. Мы уже уходим.

Кондуктор кашлянул в кулак:

– Заблудились, парни? Если вам нечем занять свободное время, то настоятельно рекомендую посетить кинотеатр «Сити Синема», что в паре кварталов отсюда, и оценить новый высокохудожественный фильм «В тенетах долга». Он был отмечен престижными премиями на европейских кинофестивалях.

– В жопу твою артхаусную срань! Я предпочитаю фильмы, где злобные мужики долго не разговаривают, а сразу стреляют. Женщины, в свою очередь, поголовно коварны и прекрасны и существуют только в антураже бара или спальни.

– Сложно спорить с человеком подобных вкусов, но, думаю, вы измените свое мнение, если внимательно ознакомитесь с рекламным буклетом, – контролер протянул Алексу глянцевый флаер и с чувством выполненного долга засеменил прочь.

Вульф посмотрел ему вслед.

– Честно говоря, я думал, что психодрама и театральные штучки остались в начале двадцатого века, вдребезги разбившись о катастрофические последствия Второй мировой войны. Массовый наплыв пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством и его осложнениями, как я понимаю, привел к бесконтрольному использованию электросудорожной терапии, лоботомии и прочих изуверств. Все в угоду сиюминутного результата.

– Да брось ты! Специалист по психодраме? Ха! В курилках Конторы давно трындят, что никакой он не врач, а занятный экземпляр, которого Пейтон откопал на этапе обкатки «Морфея» в качестве безвредной альтернативы стандартным терапевтическим методикам, сотрудничая с благотворительными организациями и собирая доказательную базу об эффективности технологии для получения патентов во всяких богадельнях. Корпоративный Билли Миллиган! Как тебе такое, а? Раньше подобные придурки шарахались в длиннополых плащах по паркам, демонстрируя невинным студенткам свое убогое хозяйство, или в запущенных случаях становились героями первых полос криминальной хроники, а теперь они служат на благо общества.

– И ты веришь в эту чушь?

– В Конторе никогда не знаешь, что правда, а что ложь. Дай лучше посмотреть, что он тебе всучил.

Гловер выхватил флаер из рук Вульфа и принялся читать вслух:

– Юная выпускница университета Джона Хопкинса получает шанс отправиться на стажировку в элитную психиатрическую клинику, затерянную где-то посреди заснеженных пиков Монтаны вдали от любопытных глаз папарацци и вездесущих щупалец инфосети. Ради этой возможности она оставляет позади беззаботную городскую жизнь, друзей и бойфренда, но движет ей вовсе не тяга к самореализации. Она ищет пропавшего отца, некогда известного психоневролога, доведшего до самоубийства жену и канувшего в безвестность, как только судебный процесс был закрыт ввиду отсутствия доказательств вины. Все, о чем она может мечтать, – это месть, но, приблизившись к ее осуществлению, она вынуждена сделать выбор между священной врачебной клятвой и слепой ненавистью. «В тенетах долга».

Он повертел флаер в руках. На постере к фильму стояла в профиль задумчивая и грустная Жюли Орье. Лицо ее было полупрозрачным и скрывало задний фон с туманной гористой местностью и загадочной психиатрической клиникой с красным крестом на крыше, сиявшим береговым маяком посреди депрессивной сепии поздней осени.

– Сдается мне, фильмец будет небезынтересным!

Они вышли из вагона трамвая на городскую улицу, забитую толпами прохожих. Их лица были размазаны, но, приглядевшись, Вульф вспоминал людей, некогда встречавшихся ему на пути. Абстрактные черты принимали узнаваемые формы из глубокого или совсем недавнего прошлого. Запомненные мимоходом или, напротив, хорошо знакомые. Целый парад проносившихся мимо него скорым поездом лет. Никто из них не вызывал отклика в душе и сердце. Он был чужаком в водовороте памяти. Самодостаточный и автономный, как какая-нибудь космическая станция на геостационарной орбите. Клишированный в навязчивом отчуждении персонаж из истории чужой жизни.