Настоящая трагедия в том, что я заснула вовсе не из-за того, что всю ночь напролет танцевала. Стала бы я так расстраиваться, что меня поймали с поличным! Удовольствие стоило бы пережитого унижения. Нет, я заснула, ибо не могла сомкнуть глаз всю предыдущую ночь. Или ночь до того… Эту ужасную ночь…

Пока я без конца ворочалась и крутилась, Фрэнк мирно спал рядом крепким сном человека, совесть которого чиста. Он даже и не подозревал о пытке, заставившей меня таращиться в темноту: почему он не захотел стать моим партнером? Почему? Почему? Почему? Что со мной не так? Почему он не любит меня? Меня? Меня? Меня?

Эти вопросы роились у меня в мозгу, пока наконец в восемь утра не прозвенел будильник. Я встала с кровати сонная, с воспаленными глазами… Фрэнк же продолжал храпеть под одеялом. Конечно! Ему же не нужно подниматься так рано! Он не должен продавать свою душу, как я. Он вдоволь натанцевался, а мне предстоит сидеть на бесконечных обсуждениях и встречах, за которыми последуют очередные обсуждения и последующие встречи. Мерзавец! Как я его ненавидела!

Вот почему я сегодня заснула. И мне снилось, что я вернулась на площадь Доррего и танцую с Оскаром… Тут же шеф и пихнул меня локтем в ребро. Моя греза о танце быстро сменился danse macabre[33]. И я начала с того, на чем остановилась. Меня вновь стали мучить вопросы: «Почему он не захотел стать моим партнером? Почему? Почему? Почему? Что со мной не так? Почему он не любит меня? Не любит. Не любит. Не любит».

2 ноября 1998 года

Фрэнк пожелал знать мое мнение относительно хореографии танца, который они с партнершей подготовили для предстоящего на следующей неделе выступления. И я была вынуждена наблюдать, как он танцует с другой женщиной. Я вспомнила Данте, двенадцатый круг ада. Казалось, погрузиться в недра ревности и пыток глубже уже невозможно. Как наивна, как беспечна я была совсем недавно!

Когда он заявил, что собирается начать практиковаться, от радости я чуть не подпрыгнула до потолка.

— Наконец-то! — воскликнула я с облегчением, полагая, что мои страдания наконец закончатся. Терпение все-таки одна из главных добродетелей, и то, что он в конце концов опомнится, представлялось мне лишь вопросом времени. Ну вот, сказала я себе, не стоило так сильно беспокоиться…

Однако моя радость испарилась, едва я услышала продолжение. Его партнершу зовут Изабель. Мой ночной кошмар обрек плоть. Похожа на огромного богомола. Это комплимент, разумеется. Высокая и худая. И у нее есть все, чего нет у меня. Она была бы идеальной мной, если бы мне позволили заново родиться и начать все сначала. Но что хуже всего, темноволосая красотка еще и превосходно танцует.

Какие у меня основания для недовольства? Мне удалось выдавить улыбку. Вполне в английском стиле — таким образом реагировать на неприятности: «Ну-ка придай себе чопорный вид». Однако, полагаю, я перестаралась — мне довольно долго не удавалось стереть с лица ухмылку. Она просто приклеилась! Эй, кто-нибудь, врача! Срочно!

Я стояла в сторонке и наблюдала, как Фрэнк и Изабель кружатся в танце.

Как прекрасно звучит: Фрэнк и Изабель. «Фрэнк и Изабель. Фрэнк и Изабель», — твердила я про себя, вонзая нож все глубже и глубже.

Они выбрали произведение, возможно, самое пронзительное из всех и проникновенное: «La Yumba» из репертуара Освальдо Пульезе[34]. Всякий раз, как я его слышала, меня бросало в дрожь. Я чувствовала: это судьба. Наблюдая за парой, я начала испытывать странные ощущения. С одной стороны, музыка возносила меня под облака, но то, что происходило на моих глазах, заставляло чувствовать себя заживо погребенной. Прежде чем я действительно окажусь в преисподней. Меня словно разрывали на части. Фрэнк и Изабельтем временем закончили творить свою пытку и подлетели ко мне:

— Ну как? — Они не могли скрыть своего волнения.

Я очнулась. Выкалывание глаз, снятие скальпов… Не сейчас! Я бодро воскликнула:

— Чудесно!

Неимоверные усилия, казалось, выжали из меня последние капли крови. Кажется, мне необходимо пойти и прилечь. Когда врачи наконец доберутся до меня? Кто-то ведь должен сказать, что теперь я нуждаюсь еще и в переливании крови!

20 ноября 1998 года

Я боялась правды, однако правда ничуть не боялась меня. И как сильно мне ни хотелось смести эту правду с глаз и упрятать ее под ковер, она звучала следующим образом: я бы многое отдала, лишь бы Фрэнк танцевал со мной, а не с ней. С этим Гигантским Богомолом. После не знаю уж скольких бессонных ночей я наконец сломалась и совершила поступок из ряда тех, что совершает в своей жизни любая женщина и после которых неминуемо наступает раскаяние. Я поставила ультиматум: «Потанцуй со мной — или…» То есть мысль свою я сформулировала как-то иначе, но суть заключалась именно в этом. Ответ был — «или».

Наши пути разошлись у фонтана Безеда в Центральном парке. Сцена тянула на голливудский шедевр. Количество пролитых мною слез могло бы наполнить фонтан до краев. Трудно найти более подходящее место для окончательного разрыва. Вот только утопиться в фонтане было проблематично. Если бы я решилась на этот шаг, вода лишь покрыла бы мои лодыжки.

Апогеем драматического действа стали слова, произнесенные Фрэнком напоследок: «Люблю тебя! Всегда любил и буду любить». Душераздирающее откровение! К черту!

Оглядываясь назад, я сожалею, что он не бросил меня в тот субботний вечер, летом. В этом случае мне не пришлось бы искать утешение так далеко от дома — милонга под открытым небом «Фонтан Безеда», пожалуй, моя любимая.

Не везет, так не везет. Фрэнк дал мне от ворот поворот холодным и серым зимним утром в понедельник. Это означает, что мне пришлось перемогаться пять нескончаемых часов, прежде чем я отправилась в «Данс Манхэттен» и бросилась в спасительные волны танго.

Последнее, чем мы занялись перед на сей раз действительно окончательным разрывом, это разделили милонги. Мне достались «Данс Манхэттен», «Сандра Камерон» и «Бель-эпок». Он получил в распоряжение «Триангуло», «Данс спорт» и «Даниель энд Мария». Идея принадлежала мне. Мысль, что я где-нибудь с ним столкнусь, была для меня невыносимой. Он пытался сопротивляться, но я стояла на своем и он сдался. Почувствовал свою вину? Отлично!

С такой энергией, как в тот самый вечер, я не танцевала уже долгое, долгое время. Эмоциональное опустошение сотворило со мной настоящее чудо. Помогло также и то, что я вообще не танцевала уже много недель. Для танго это много лет. А если учесть, что во время последнего посещения я выложилась до предела, созерцая экзерсисы Фрэнка с Богомолом, тот вечер стал для меня убийственным.

Итак, впервые за долгое время я смогла довериться крепким объятиям. Их было около дюжины, этих врачующих мою душу незнакомцев, и танец с каждым из них магическим образом воздействовал на меня, преобразуя тоску в сладкую грусть.