— Меня не слишком волнует, что они подумают.

— Как ты можешь так говорить? Не будь эгоисткой! Ты не должна так поступать со мной!

Я попыталась втолковать ей, что мое решение абсолютно ее не касается. Да, я веду себя несколько эгоистично. Но ведь, в конце концов, я пробудилась от долгой спячки и больше не хочу плыть по течению, как пластмассовый пакет! Сейчас, когда я только что вернулась к жизни!

Мне хотелось понять одно: неужели этой новости нельзя порадоваться?!

Видимо, нет. Мама вытащила свою козырную карту:

— И как ты собираешься встретить хорошего мужчину, если станешь все время посвящать танго? Только посмотри, что произошло со мной и твоим отцом! — Интересно, как развод родителей связан с моим решением? Или, может быть, они развелись (мне тогда было два года) по той причине, что мама обманывала отца и тайно увлекалась танго? Но сейчас не слишком подходящее время для подобных вопросов.

Мама сделала небольшую паузу (для пущего эффекта) и продолжила свои уничижительные нападки:

— Ты вообще планируешь иметь детей? Ведь уже не молоденькая козочка. Пора бы наконец подумать и о чем-то другом, кроме танцев.

(Спасибо, мамочка. Мне вовсе не обязательно напоминать об этом. Нет ни дня, когда бы я не думала о детях и своей уходящей молодости.)

Ну вот, я так и знала, она непременно приплетет семью и ребенка! В конце концов моя мама — гречанка. Но ведь я ее дочь… И во мне тоже течет греческая кровь, поэтому я не могу не переживать о своем потомстве. Я же лучше всех понимаю, что танго не слишком-то способствует его появлению. И никто не боится перспективы остаться бездетной больше, чем я.

После того как мы с мамой бросили трубки, настало время позвонить отцу. Я как раз дошла до того момента, что хочу профессионально танцевать танго, когда на той стороне линии воцарилось глубокое молчание.

— Ты еще там, папа?

— Да, я слушаю, — ответил призрак по другую сторону могилы.

— Ну? И что ты думаешь?

— Я хочу узнать вот что: как ты собираешься платить за квартиру в Нью-Йорке? Танцуя танго?

Мне не слишком понравилось, каким тоном он произнес слово «танго».

— Вам пора начать думать о своем будущем — молодая леди!

(Поверь, я постоянно думаю о своем будущем, вот что я могла бы возразить. Но какой в том смысл?)

Конечно же, он не мог не затронуть материальной стороны вопроса. В конце концов папа — американец. Деньги, деньги, деньги. Но я дочь своего отца, и во мне тоже теперь американская кровь. Интересно, он понимает, почему я так долго набиралась смелости, прежде чем решиться на подобный шаг? Разве он не понимает, как я нервничаю? Ведь то, что казалось мне солидным фондом, скоро сможет поместиться в свинью-копилку, которую он подарил мне на день рождения (мне тогда исполнилось семь лет). Я стала ему рассказывать, как иногда ночью ложилась спать прямо на пол, чтобы подготовиться к предстоящей жизни, когда я превращусь в бездомную бродяжку, живущую в канаве. Ради своего же блага он должен перестать думать обо мне как о безрассудной и безответственной девчонке!

— Ну вообще-то я хочу кое-что уточнить…

— Да?

— Я переезжаю в Буэнос-Айрес.

По ту сторону линии воцарилась еще более гнетущая тишина.

— Послушай, папа, во всем свои плюсы. Снимать квартиру там намного дешевле…

Мои слова почему-то не подняли ему настроения.

— Ты бросаешь все и уезжаешь на другой конец света из-за какого-то там каприза?

— Это не каприз.

— А как насчет твоего образования?

— А что с ним?

— Я заставил тебя окончить Кембридж не для того, чтобы ты все бросила таким вот безумным образом.

Не думаю, что сейчас подходящее время напомнить ему о том, что он не заплатил ни пенни за мое образование. Университетское образование в Англии все-таки еще бесплатное.

— Выпускницы Кембриджа сплошь и рядом становятся танцовщицами танго, — ответила я.

Смеха, на который я рассчитывала, не последовало. Странно. На мой взгляд, шутка была остроумной.

9 февраля 1999 года

Прошлым вечером я снова смотрела «Манхэттен». Уже в тысячный раз. Тот самый фильм, где Вуди Аллен решил бросить работу на телевидении, чтобы писать романы. Он съехал с квартиры, потому что не мог больше позволить себе оплачивать ее, и перебрался в трущобы, где из крана текла ржавая вода, а из-за шума невозможно было уснуть. Я в смятении наблюдала, как он увольняется со своей должности.

— Нет! Нет! Не делай этого! Не совершай такую ошибку! — кричала я в телеэкран.

Но он не послушал меня. Потом, когда Вуди не мог сомкнуть глаз, ибо «на улице намного тише», чем в его квартире, мне отчаянно хотелось сказать: «Я же говорила! Не стоило бросать работу. О чем ты только думал?»

Подобные запоздалые советы так и сыпались на меня!

Но почему меня больше волнует жизнь Вуди, нежели моя собственная? Ведь я приношу ту же самую «жертву», что и он. Кроме того, я переезжаю из своей уютной квартирки с одной спальней и привратником у дома в бог знает какую халупу на другом континенте. По-моему, я просто падаю в пропасть.

Уверена, с точки зрения окружающих, особенно если руководствоваться их восприятием действительности, в жизни я не особо преуспела. «Какая жалость! Такая умная девочка. А посмотрите на нее теперь… Почему все так получилось?» — станут они говорить.

Им невдомек, что я никогда в жизни не чувствовала себя счастливее. Теперь я больше не рабыня материальных ценностей, как они, а все мои поступки не определяются любовью к дивану, словно у Аннет Бенинг в фильме «Красота по-американски». Но я по-прежнему не могу не переживать за старого доброго беднягу Вуди. Действительно, как же мне его жаль! Он казался таким умным, а теперь только посмотрите на него! Почему все так получилось?

21 февраля 1999 года

Сегодня утром я чуть не умерла от сердечного приступа. По почте мне пришла выписка с моего банковского счета. И зачем нужны накопления, если они заканчиваются в тот самый момент, когда требуются больше всего? Как только вы наконец понимаете, как использовать их с толком? Куда же они делись? Те деньги, что не отправились прямиком в карман моего психоаналитика? Вот какой вопрос тревожит меня больше всего. По примерным подсчетам, я смогу прожить на оставшиеся средства около года. Или восемнадцать месяцев, если исключить еду. А что потом?

Я обнищаю.

С этим не слишком обнадеживающим открытием я решила немного прогуляться. Для начала прошлась вдоль по Медисон-авеню, мимо «Калвин Клайн», «Валентино», «Армани», «Ральф Лорен», «Гуччи», «Кристиан Диор» и так далее. Первый раз я отчетливо осознала, что всю оставшуюся жизнь мне придется проходить мимо, поскольку я не смогу позволить себе даже зайти внутрь. Осознание этой простой истины можно сравнить с ударом кулаком в живот. Сей факт заставил меня другими глазами посмотреть на свое решение «бросить все». Но я ведь живу не для того, чтобы носить дизайнерские лейблы! Совсем нет. Просто отец успел научить меня одному важному правилу — нужно, чтобы все двери перед тобой были открыты. Включая двери «Шанель». Особенно поскольку половина женщин в моей семье обитают там постоянно. Другая половина живет по адресу «Ив Сен-Лоран».