продолжает рассказывать, что Минч не выпускал его, приносит ведро для нужд, и еду два раза в день, а также он постоянно приходит побеседовать с Робертом и рассказывает ему про свою жену, как они познакомились, где бывали и что любили больше всего в совместных поездках.

Нас Минч уже покормил, так что я больше ничего тут есть не буду.

Чертово кольцо не поддается. Ни в какую.

Как-то в фильме я видела, что нужно вывихнуть себе большой палец и тогда рука пролезет в наручники.

Смотрю на свои руки.

Ну нет.

К этому я не готова.

Лари начинает шевелиться, и я расталкиваю его ногой. Облегчение от того, что Лари возвращается ко мне, даёт организму секундную передышку от ужаса перед грядущим.

– Что произошло? – спрашивает он, садясь.

– По твоей просьбе мы постарались не обидеть хозяина дома, которым он не является. Это не его дом. И вообще этот мужик Минч!

– Стой, Алекс. Я ничего не понимаю, – морщась, говорит Лари с зажмуренными глазами.

– Добро пожаловать в ад! – кричит Роберт, и тут же смеется.

– Это ещё кто такой?

– Настоящий хозяин дома, – отвечаю я на вопрос друга. – Минч схватил нас зачем-то и запер в винном погребе.

Рассказываю Лари всё, что знаю, и с каждым произнесенным словом с лица друга сходят все жизненные краски.

Звук ключа в замочной скважине скребет по нервам. Минч появляется в зоне нашей видимости. В его руке длинный шокер с таким часто ходят полицейские. Мужчина приближается, а я стараюсь подползти ближе к Лари, но это практически невозможно, руки уже ноют в местах соприкосновения с металлом.

– Алекс, нам нужно прогуляться, – говорит Минч, не спуская с меня взгляда.

Минч напряжен. Желваки на его старых щеках шевелятся, и сначала я принимаю это за заражение. Ничего подобного, неудавшемуся спасителю самому тошно от происходящего.

– Она никуда не пойдет, – говорит Лари и такой стали в его голосе я никогда не слышала.

– Молодой человек, мне не нужны проблемы, – ровно произносит Минч и показывает нам силу шокера на воздухе.

Громкий треск и мини молния на конце черной дубинки заставляют меня вздрогнуть.

– Хорошо, – соглашаюсь я и протягиваю руки вперед. – Я пойду.

Минч подозрительно смотрит на меня, а моя душа постепенно выходит через пятки, но будучи не прикованной к стене я могу попытаться как-то сбежать или вырубить старика.

– Алекс!

– Лари, всё нормально. Мы ведь тоже не хотим проблем.

Минч бросает мне ключ от наручников, снимаю их и поднимаюсь на ноги.

Держу ключ в руках, и Минч кивает мне в сторону, откуда только что пришёл. Иду мимо него, а мозг хаотично кидается от одной мысли к другой. Поднимаемся из подвала и идём мимо холла наверх.

– Зачем вы это делаете? – спрашиваю я.

– У меня нет выбора, – обреченно произносит он.

– Мой папа говорил, что так отвечают только трусы и слабаки.

Подходим к двери на втором этаже, Минч отпирает её и говорит:

– Вперёд, только без глупостей.

Перешагиваю через порог, и дверь за моей спиной моментально запирается.

Бросаюсь к ней и колочу по гладкой поверхности.

– Минч!

Быстрые шаги мужчины удаляются.

Что это вообще было? Зачем отстегивать меня от стены и уводить наверх? Оборачиваюсь и вскрикиваю.

Широкая спальня в светлых тонах, над двуспальной кроватью горит бра и освещает комнату приятным теплым светом. Но лучше бы света не было, и я не видела, что в углу комнаты, рядом с зеркалом, размером от пола до потолка, лежит растерзанное тело светловолосой девушки в красном спортивном костюме. Хотя костюм мог быть и не красного цвета. Кругом кровь. На бежевом скомканном постельном, на светлых стенах, на зеркале и на женщине, которая стоит ко мне спиной и смотрит в окно. На окне решетка и видно, что её прибили недавно, она никак не вяжется с интерьером комнаты.

Стоя спиной к двери, нащупываю ручку и пытаюсь открыть, несмотря на то, что я знаю – дверь заперта с той стороны.

Страх волнами проходится по коже. Нервы настолько натягиваются, что я не могу сдвинуться с места. Да и куда идти? Некуда.

Замираю и боюсь дышать.

Женщина медленно оборачивается и смотрит на меня безобидным взглядом голубых глаз. Эта женщина с фото на каминной полке. И всё бы ничего, если б не остальная часть её лица. Всё, кроме глаз, в кровавых потеках.

Стоим друг напротив друга. Она не шевелится, я тоже.

Хочу проснуться от этого кошмара.

Ноги становятся ватными, и я хочу выть от ужаса.

Женщина открывает рот и что-то говорит мне, но если сравнивать случай с Хами и этот, то сейчас я вообще не понимаю ни единого слова. Какие-то булькающие звуки и свист.

Киваю, а женщина улыбается.

Чему она улыбается?

Тут не нужно даже пытаться понять заражена она или нет. Вся кожа шевелится, я даже не представляю как давно она заражена? С первого дня?

Женщина начинает отходить от окна, за которым кромешная тьма. Я начинаю двигаться в противоположную сторону, но стараюсь не заходить в угол.

Где-то за дверью слышен лай собак, а потом крик Минча.

Дальше я ничего не успеваю заметить, так как женщина бросается на меня. Бегу к окну и, запнувшись о тело девушки в красном, падаю на пол. Мягкий ковер пропитан кровью, и я теперь тоже вся в крови. Кровь, кровь и ещё раз кровь.

Слышу снизу громкий хлопок. Выстрел. Это точно он. Переворачиваюсь с живота на спину и в последний момент успеваю увернуться. Женщина бросает в меня статуэтку, и она врезается в зеркало. На меня валятся осколки. Прикрываю лицо руками и визжу что есть силы, старушка хватает меня за ногу и тянет на себя. Пинаю её второй ногой и попадаю прямо в челюсть. Голова женщины с хрустом поворачивается в сторону.

На мгновение я теряюсь. Ожидаю, что она упадёт, но этого не происходит. Всё так же с неестественно повернутой в сторону головой жена Минча дергает меня на себя. Хватаюсь руками за пропитанный кровью ковёр и режу ладони о разбитое зеркало, но боли не чувствую.

Кричу, визжу, пинаюсь, но старуха продолжает тянуть меня.

Правой рукой натыкаюсь на большой кусок зеркала, и пальцы сами смыкаются вокруг него. Чувствую, как кожа расходится от свежего пореза. Пытаюсь дотянуться до шеи старухи, но из-за того, что она постоянно дергает меня, я не дотягиваюсь.

Машу осколком, но разрезаю только воздух и свои призрачные надежды. Слезы и паника душат меня, не давая вдохнуть. Страх сковывает сердце, и оно перестает