Затем он неожиданно пошел вверх и снова оказался в гуще боя между остальными русскими и моими товарищами. Я пытался держаться за ним. В отчаянии вражеский пилот направил свой самолет вертикально вверх, чтобы уйти в облака. Оставалось несколько метров до безопасной серости, когда его самолет потерял скорость и свалился вниз. Это позволило мне выйти на дистанцию огня. Он только что выровнял самолет и снова направлялся к облакам, когда я открыл огонь практически в упор.

После нескольких очередей последовала вспышка пламени, и машина разлетелась на части. По воздуху плыли обломки и, вращаясь, падали на землю.

Я услышал несколько голосов: «Abschuss! Поздравляю с победой!»

Остальные русские внезапно исчезли. Мы больше не видели ни одного из них.

6-я эскадрилья перебазировалась еще раз. После Новозапорожья и Федоровки мы перелетели на аэродром Аскания-Нова. Но русские скоро начали наступление также и там, и в заключение мы оказались в Крыму — в раю для летчиков-истребителей. Вся группа, 32 машины, целая и невредимая, приземлилась — в Багерово, около Керчи. Во время перелета туда я одержал свою 44-ю победу. Это было для меня хорошим предзнаменованием. В течение тех пяти месяцев, что мы базировались в районе Керчи, я сбил 46 самолетов противника.

Как и прежде, я каждое утро почти всегда первым поднимался в воздух. Возможно, такие же пилоты были и у русских. Во время вылетов на разведку погоды я начал замечать вражеский самолет, техника пилотирования которого показалась мне знакомой.

Такие встречи не могли завершиться победой, потому что противник вовремя замечал меня и не было никакой возможности атаковать его. Русские пилоты, летавшие на разведку погоды, были так же хороши, как и мы. Несколько раз я пытался втянуть их в «собачью схватку», приказывая своему ведомому набрать высоту и внимательно следить оттуда. Иногда русский делал то же самое. В результате оба ведомых мирно кружили наверху, не атакуя друг друга, в то время как внизу кипел бой не на жизнь, а на смерть. Каждый испробовал все мыслимые уловки, чтобы поймать другого в прицел, но всегда безрезультатно.

Русские, которые разрешали вовлекать себя в подобные эксперименты, были «экспертами» и великолепно владели своими машинами. Единственным результатом таких сорокапятиминутных воздушных боев были два пилота, летевшие домой с трясущимися коленями и в пропитанной потом одежде. Утверждение, что русские были плохими летчиками, ложное. Я могу лишь повторить, что новички среди немецких летчиков-истребителей были столь же неуклюжи в воздухе, как и русские новички.

5 декабря 1943 г. во время вылета на разведку погоды моим компаньоном был молодой фельдфебель Манфред Штольпе. Мы взлетели в 7.10. С командного пункта сообщили о двух «индейцах» к востоку от Керчи на высоте 2000 метров. Вместо того чтобы сразу направиться на восток, я повернул на запад, чтобы набрать некоторую высоту. Достигнув отметки в 2500 метров, мы заняли позицию прямо под нижней кромкой облаков и взяли курс на восток, в направлении врага.

Русские, как предполагалось, были над Керченским проливом, так что над Керчью мы ушли в облака. Это, конечно, был опасный маневр, потому что мой ведомый и я должны были лететь крылом к крылу, поддерживая визуальный контакт. Однако эти облака скорее были высотным туманом, что позволило нам лететь в сомкнутом строю. Но мы недолго оставались в этой серости и скоро снизились.

Я осматривался вокруг, вертясь в кресле, но не видел ничего. Наконец, перевернув самолет на спину, увидел двоих русских, летевших непосредственно под нами в том же самом направлении. Все еще находясь в перевернутом положении, я закрыл дроссель, открыл створки радиатора и подождал, пока эти двое не появились перед моим носом. Тогда мы со Штольпе круто спикировали и зашли к ни о чем не подозревавшим русским в хвост. Прежде чем кто-то из них понял, что случилось, ведущий уже потерял свое левое крыло. Его ведомый кружился вокруг падающего по спирали самолета. Он все еще не осознавал, что происходило.

Я снова вышел на дистанцию прямого выстрела и начал стрелять по второму самолету, пока его правое крыло внезапно не отлетело. Ведущий еще не достиг поверхности воды, когда его ведомый отправился вслед за ним. Ни один из пилотов не смог воспользоваться парашютом. Две другие победы, которые я одержал 5 декабря 1943 г., не были столь легкими. Это были два Ил-2, летевшие в составе большой группы. В этом случае я впервые летел с ефрейтором Эвальдом. Это был мой 347-й боевой вылет.

Я вылетел из Багерово в 10.23 вместе с Эвальдом, молодым сорвиголовой, который впоследствии был награжден Рыцарским крестом и произведен в лейтенанты[74]. В тот день это был мой второй вылет. Поскольку это была «свободная охота», мы направились к Эльтыгену[75], южнее Керчи, и спокойно парили в синем, безоблачном небе на высоте 5000 метров. Я рассказывал ефрейтору Эвальду о своем последнем воздушном бое. При этом я внимательно следил за русским плацдармом в Эльтыгене. Если русские появятся, то, вероятно, именно здесь.

Моя интуиция не подвела меня. Мы заметили далеко внизу набиравшие высоту группы Ил-2, ЛаГГов, Яков и «Аэрокобр».

«Держись рядом, — вызвал я Эвальда, — мы должны посмотреть поближе на этот пучок!» Затем мы направили носы наших самолетов вниз. Пикируя, я начал передавать сообщение нашим самолетам: «Всем „велосипедистам“, всем „велосипедистам“! Над Керченским проливом много „мебельных фургонов“ и „индейцев“, Hanni 1500—2000, курс запад».

Я намеревался перед атакой позволить русским пролететь немного дальше в глубь немецкой территории. Тем временем появились первые из наших товарищей, которые вступили в бой с самой верхней группой вражеских самолетов. Затем я увидел первый горящий самолет и парашют в небе. К сожалению, русские теперь были предупреждены, и моя первая атака не удалась. Русский, которого я выбрал, вовремя заметил меня и выполнил разворот с энергичным набором высоты.

Дальше я о нем не беспокоился, поскольку у меня позади был Эвальд. Именно его работой было следить за русским, который теперь был выше нас. Следующий вражеский самолет, выбранный мною, также увидел мое приближение. Он отвернул настолько резко, что я не смог поймать его в прицел, несмотря на то что также резко потянул за ручку управления. А затем мы оказались посреди целого роя самолетов. Вокруг нас было так много машин, что столкновение казалось очень вероятным. Каждый стрелял в каждого, и повсюду мелькали трассеры.

Подстрелить Ил-2 было почти невозможно. У меня был большой запас скорости, и я ушел вверх, чтобы держать под контролем истребители и, возможно, попытаться отделить их от бомбардировщиков. Если Ил-2 летели одни, то было не слишком трудно сбить их. Поэтому я бросил эту свалку и набрал высоту.