— В каком смысле?

— Говорят, совместная работа может разрушить любовные отношения.

— Наоборот! У меня с Тиной всё наоборот. Я ведь всю жизнь, до неё, шлялся, как дранный кот, на каждую юбку реагировал, как бык на красное, никак не мог нагуляться. А появилась она — и всё: больше мне никто не нужен!.. Мимо любой секс-бомбы прохожу равнодушно.

— Может, просто возраст уже притормаживает.

— Вы насчёт потенции? Нет, с этим, слава Богу, всё в порядке… Тут другое: полюбив Тину, я понял: тело — это не главное, что любимая женщина может дать любимому мужчине.

— А что главное?

— Бурлящее чувство радости, гордости и уверенности в себе, восторг, концентрированный в энергию. И я понял, что это должно быть нормальным состоянием каждого мужчины… Вы согласны?

— Не знаю, меня ещё так не любили. — Нельсон улыбнулся и как-то по-детски, искренне, признался. — А если честно, меня вообще, кроме мамы, пока никто по настоящему не любил. Наверное, не заслужил — характер плохой.

— Я где-то слышал такую фразу: «Иногда человека не любят не потому, что он плохой, а он становится плохим, потому что его не любят».

Нельсон вдруг притормозил, прижался к обочине, повернулся к Борису и уже без улыбки произнёс:

— А ведь это обо мне. Замечательно сказано! Беспощадно.

— Почему? Вы же ещё пацан. Сколько вам лет?

— Двадцать пять.

— Вот!.. А я влюбился в сорок — у вас ещё впереди куча времени!

— Уговорили, буду жить в ожидании любви.

Обратно они ехали по той же дороге. Нельсон очень осторожно вёл машину, держась правого ряда.

— Да, с одним глазом не разгонишься, — подумал Пахомов. — А вообще, есть ли у него права?

— У меня один глаз видит за два, — как бы подслушав его мысли, произнес Нельсон. — Просто притормаживаю, погода портится, дождь будет.

— Ничего, успеем, — успокоил его Борис. Он почувствовал себя виноватым за то, что Нельсон ощутил его сомнение. — Вы правы, не стоит лихачить. — Он глянул вверх и увидел, что небесный луг потемнел, стал чёрным, как будто лунным серпом скосили все цветы-звёзды. — Сейчас хлынет ливень.

И в подтверждение его слов, небо мокрыми ладонями забарабанило по крыше машины.

Пахомов незаметно осмотрел зал ожидания, затем вышел, пересёк привокзальную площадь, направляясь к своей машине. Там его поджидал Нельсон.

— Ну, как? — спросил он.

— Камеры стоят через каждые десять метров, просматривается весь зал, со всех сторон.

— Как с прослушкой?

— Сидят лучшие специалисты.

— Специалисты! — проворчал Нельсон. — Кепку купили на два размера больше, она мне на нос сползает, хорошо, что я не курносый, а то бы сползла до подбородка!

Несмотря на напряжённость, Пахомов рассмеялся.

— Потерпите полчаса, потом мы её моему шефу, полковнику Лукоперецу подарим — у него голова величиной в тыкву… — Снова став серьёзным, глянул на часы. — Осталось пятнадцать минут. Группа захвата готова, снаружи блокирует выходы. Пора и нам — вдруг клиент явится раньше. Идите, а я следом, минут через пять. Удачи нам!

— Удачи!

Нельсон прогуливался из конца в конец зала ожидания, левой рукой придерживая кепку, в правой сжимая мобильник. Прошло минут двадцать, тридцать, сорок — никто к нему не подошёл… Наконец, мобильник зазвонил, Нельсон торопливо поднёс его к уху, но это был Пахомов.

— Думаю, он уже не подойдёт. Иду к машине. Жду. Проанализируем.

Когда Нельсон добрался до машины, Пахомов уже сидел в ней.

— Как мыслите, в чём наша промашка? — спросил он.

Нельсон не успел ответить, его мобильник зазвонил и прозвучал хриплый голос Сантехника:

— Я здесь вчера вечером был, подсчитал, сколько камер наблюдения. А сейчас пришёл, проверил — их уже раза в три больше. Может, совпадение, а может и нет. Не понравилось мне это — ищите другого сантехника.

Он отключился.

— О, Чёрт! — выругался Нельсон. — Ребята не успеют засечь! Опытный, подлец!

Через минуту его мобильник снова зазвонил и продолжил:

— И не пытайтесь меня искать: за полчаса на метро я могу быть уже в другом конце Москвы. А могу и из поезда звонить: гляньте в расписание, за это время от Киевского вокзала отошли пять поездов и двенадцать электричек — меня трудно засечь. Пока!

И отключился.

— Всё! Потеряли! Снова заляжет на дно, минимум, на месяц! — Нельсон, не скрывая отчаянья, махнул рукой, закурил. — Теперь уже ищите его сами, я ведь в Питере все дела бросил, обязан вернуться…

Пахомов был не менее расстроен.

— Я вас понимаю, понимаю.

— Подведём итоги: задание оправдать Григория я вместе с вами выполнил. О том, что Сантехник сейчас в Москве и о его новой жертве, сообщу моему коллеге, который этим занимается — он с вами свяжется. А вам советую прощупать с другой стороны: Амиран заканчивал университет, и отец собирался забрать его на свою фирму. Может, он кого-то отодвигал, становился преградой для продвижения.

— Спасибо, займусь, я уже это наметил для дальнейшей разработки. — Пахомов улыбнулся. — Мне с вами было приятно работать.

— И мне тоже, — искренне заверил его Нельсон. — Давай перейдём на ты.

— Давай!

Они пожали друг другу руки. Нельсон глянул на часы.

— Надо хватать такси — в гостиницу и на вокзал, ещё успеваю на скоростной.

— Я тебя подвезу. Садись!

Они проезжали мимо того старого дома, где нищий играл на губной гармошке — сейчас его не было, стоял другой нищий, помоложе, играл на аккордеоне.

Пахомов был удивлён.

— А где же тот? За эти месяцы он стал для меня частью ландшафта. Прости, я на секунду!

Притормозил у тротуара, выскочил из машины, подошёл к аккордеонисту.

— Простите, что прерываю, у меня вопрос: тут до вас стоял другой музыкант, играл на губной гармошке — где он?

— Он мне это место продал, а сам более выгодное место купил, возле церкви: там больше подают.

— Спасибо за информацию!

Бросил в лежащую на асфальте кепку несколько монет и вернулся в машину. Поехали.

Нельсон, который слышал этот разговор, прокомментировал:

— Наши нищие становятся на ноги: помнишь, я рассказывал о нищем, который на вокзале мне стихи читал. Так вот, я его сегодня утром встретил в холле гостиницы: он зашёл выпить чашечку кофе. Приоделся, стал таким важным.

— Чего это вдруг?