посетителями молла. Мне кажется, что она напряжена до предела. Как собака, готовая порвать горло за своих щенков. Странное желание защищать так чужого ребенка. – Иногда вы все же бываете похожи на нормального человека.

– Я полон скрытых достоинств.

– Да, вы правы, – напряжение на лице Веры сменяется растерянностью. И я жду едкого ответа, но она молчит. Смотрит на разряженного хлыща в пальто – реплике дорогой фирмы, и кажется не дышит. Черт, да кто он такой? Почему чертова «булка» сдувается? Мне не нравится она такой. Скучная и пресная. Мужик какой-то оплывший, строящий из себя хрен знает кого, идет нам навстречу, улыбаясь во весь рот недорогой бабенке, сплошь состоящей из силикона.

– Папа, тут одежки продаются кукольные, – кричит мне дочь, и я отвлекаюсь. Бегу к ней, боясь спугнуть заинтересованность девочки игрушками, подходящими ей. Маришка впервые с тех пор, как поганка Дашка ее бросила, заинтересовалась куклами. Неужели магическая пилюля по имени «Вера» так быстро сотворила то, что я безуспешно старался сделать долгие годы? Тогда я должен Борюсику даже больше, чем любимого коня.

Нет. Моя дочь неисправима. Маленький пальчик показывает не на милашку Барби в розовом платьице, а на фигуру мускулистого шарнирного мужика в костюме супермена. Ну и пусть, главное, что это кукла, пусть даже похожая на стероидного быка.

– Как думаешь, плащ этот подойдет Всесильному? – задумчиво интересуется дочь.

– Детка, это коллекционная фигурка, – приветливо улыбается продавщица. – дорогая, думаю твой папа не позволит…

– Я ей позволю все, – зло рычу я, отсчитывая купюры. Но ярюсь я не от глупости приветливой девки, а от того, что наблюдаю сквозь прозрачное стекло витрины. Я смотрю на Веру, стоящую напротив чертова мужика, лучащегося самодовольством и снисходительностью, что ли. Она сейчас кажется какой-то маленькой, сдувшейся, и судя по опущенным плечам совершенно деморализованной. В моей груди зреет совсем маленькое, ничтожное, но невероятно болючее чувство. Давно забытая жалость колет, мешая дышать.

– Маришка, идем, – зову я дочь, которая прижимает к груди дурацкого уродца. Черт, мне хочется бежать на помощь толстой дуре, но я сдерживаю порыв. Иду размеренно, и расслабленно. Я король прайда. И только я могу сгибать эту толстую дурнушку. Она моя игрушка. Дорогая, надо сказать. И ломать ее какому-то придурку я не позволю.

Вера

– Вера? – Слава удивлен. Или нет, скорее он растерян и зол. Не знает, как реагировать на мое присутствие. И девка, болтающаяся на его руке смотрит на меня насмешливо, с едва прикрытой брезгливостью. Высокомерно щурится, покачивая картонным пакетом с логотипом известной фирмы, производящей белье. Торба болтается на ее пальчике, увенчанном острым ногтем-стилетом, который она бы наверняка с удовольствием вонзила мне в яремную вену. Хотя, я ей не соперница и она это прекрасно осознает. А я вдруг ощущаю себя совсем убогой. – Что ты тут делаешь? Или теперь художникам-иллюстраторам стали доступны торговые центры ценовой категории люксори?

– Слоник, кто это? – нервно интересуется капризная девка, поправляя норковую горжетку на узких плечиках. И я вижу, как вздрагивает Славка. Смотрит на фею глазами преданного пса. Он никогда так не глядел на меня, ни разу в жизни. Ею можно гордиться, напоказ выставлять и не стесняться. Это не любовь, наверное, а чувство собственного раздутого эго. Но Славке это нравится. Иметь, покупать, раздуваться от собственной значимости. Он всегда таким был. А я не оправдала…

– Девушка, мы не подаем, и сектантские брошюры не собираем.

– Я не… Слав, ты, может, объяснишь своей девушке кто я, – лепечу, чувствуя себя полнейшей дурой. Дно пробито, как говорит Мойва.

– А зачем? – Слава удивлен. А и вправду? Кто я? – Моей невесте не нужна излишняя информация.

– Вы знакомы? – кривит гелевые губки красотка, – Слоник, тебе надо быть более разборчивым в знакомствах. Давно нищие страшилки входят в круг твоих интересов? Или я что-то о тебе не знаю?

Мне кажется, что мою голову вылили ведро помоев. И хочется сжаться до размера микрона и исчезнуть. Хуже уже и быть наверное не может. Хотя, я погорячилась. Может.

– Верунчик, – слышу я жизнерадостный, сочащийся приторной патокой голос моего нового начальник, раздающийся за спиной. Боже, он же все слышал. И теперь жаждет добить. Сильная рука обнимает меня по-хозяйски за талию. И так крепко держит, что я даже при желании не могу двинуться. Господи, какую еще казнь придумал мне этот демон? Я словно между молотом и наковальней сейчас, и нет шанса на спасение, даже малейшего. – Мы тебя обыскались. Там шуба твоей мечты. Я нашел, прикинь, совсем случайно.

Мне кажется, что еще немного и я отдам богу душу. Вот как только Ярцев разожмет свою мертвую хватку и все, полетит моя душа туда, где нет таких нервных встрясок и нахальных глаз цвета топленого меда.

– Она же не носит шубы, – хрипит Славик, злобно рассматривая Макара. Что это? Неужели все самцы так агрессивно реагируют на соперника пытающегося перетянуть на себя бразды правления в стае? Дамочка, отлепившись от руки моего бывшего почти мужа, больше не морщит идеальный нос, рассматривает Макара с неподдельным интересом. И видимо это еще больше разозлило Славу. Он больше не супер-мачо. В сравнении с Макаром проигрывает по всем фронтам. Это видно даже мне, хоть я и не могу оценивать адекватно того, кто совсем недавно был для меня целым миром. И силиконовой красотке неприятно. Я даже чуть-чуть рада, как это ни гадко звучит.

– Смотри, что у меня, – совсем не обращая внимания на то, что ее отец сошел с ума, девочка скачет вокруг на одной ножке, прижимая к груди безумно – дорогую фигурку супермена. – А шубу папа нашел офигенную. Серебристую, как у снежной королевы.

– А вы кто собственно? – притворно хмурится Ярцев, еще теснее вжимая меня в свое каменно-огненное тело. Я чувствую жар даже через несколько слоев одежды. Прикосновения обжигают, словно каленое железо. – Медвежулька, познакомишь нас, а то я начинаю ревновать. А когда я ревную, я огненный вихрь. Ну ты помнишь, – переходит наглец на интимное мурлыканье. О боже. Боже, что подумает Славка?

– Это Вячеслав, – ненавижу свое позорное блеяние, но ничего не могу поделать с речевым аппаратом. Ощущение, что мне в глотку набили битого стекла.

– Тот, что тебя обслуживал в салоне «Порше»? – супит брови Ярцев, но в его глазах пляшут черти. – Не