А я распорядилась — тащить на стол беленькую и прочую медовую. Потому что запасы вина вышли все, и новых поставок за это время не случилось, несмотря на победу над туманом. Что-то разладилось в их Франкии, раз даже на связь не выходили толком, как я поняла из путаных слов Северина.

Значит — питаемся тем, что есть. А я глазом моргнуть не успела, как по здешнему обычаю начали приходить гости — с пирогами, и блинами, и сушёными грибами, как говорится.

Пришла Дарёна, степенно поклонилась, хотела убежать на кухню, но я подозвала, усадила рядом и велела рассказывать — что и как. Но она особо ничего не рассказала — обвенчались, сынок вот народился, сейчас Настёна за ним приглядывает, Егорушка в отъезде, с братцем своим, а они с Настёной на хозяйстве. Справляются понемногу, слава господу.

Софья Вольдемаровна, Пелагеина невестка, тоже пришла и начала суетиться, но я и ей велела садиться и рассказывать. И у них дела шли понемногу — сынок с нянькой, девчонкой Лукерьей из Косого распадка, хозяйство помалу, жизнь идёт. Гаврила Григорьич отбыл по торговым делам, и братец его Пахом тоже. А Пелагея, мол, Порфирьевна шибко всех удивила.

— Чем же удивила? — не поняла я, потом вспомнила, что вроде она была наверху, и я ещё хотела протолкаться поздороваться, но не успела — Анри дал кристалл, и мы отправились вниз.

— Так на гору жить ушла, — сказала невестка Пелагеи, и я не поняла, чего в тех словах было больше — сожаления или радости. — Господин полковник позвал, и она пошла.

Ох ты ж. Ладно, с Пелагеей поговорим ещё обязательно. Но не прямо сегодня.

Явился отец Вольдемар с матушкой Ириной и с Федорой Феоктистовной.

— Гляди-ка, и вправду вернулась! И куда ж вы пропали с господином генералом разом? — спросил он.

— Вот так вышло, — вздохнула я.

Встала, поклонилась гостям, обнялась с Ириной и Федорой. Пригласила располагаться.

— А что же, господин генерал окажет нам честь?

— Непременно, — кивнула я. — Обещался быть. А пока будьте ласковы, расскажите — что тут без нас случилось.

У отца Вольдемара старший сын, оказывается, отправился в большой мир — в губернский город Сибирск, в духовную семинарию. А следующий по счёту не захотел, сказал — тут будет, рыбу ловить да торговать, если кто возьмёт в подручные. Взял Демьян Васильич, подсуетился, а то желающих было много, как, смеясь, сказала Федора Феоктистовна. А младшие при родителях пока, при доме да при хозяйстве.

Далее Северин привёл Алексея Кириллыча, и вот кто был рад меня видеть, даже прослезился.

— И что же, господин генерал в порядке, будет? Вот и славно. Хорошо, что я дождался, верно, Венедикт?

Венедикт ворчал — как и всегда, а из-за из спин улыбнулась мне Дуня. Я невежливо спихнула уже успевших забраться на колени котов и снова пошла обниматься.

— А где у нас Ульяна? — спросила я, потому что она обычно прибегала в первых рядах.

— Так уехали же они, — улыбнулась Дуня.

— Они? С Платоном Александровичем, что ли? — вдруг сообразила я.

— Точно, — кивнула Дуня. — Он бы и не двинулся отсюда никуда, здесь бы и жил, да вот не сложилось.

Оказалось, что зловредный Астафьев вскоре после похода отдал концы, и его невозвращение не прошло незамеченным — всё же, было у него официальное поручение, и об исполнении никто не отчитался. И прошлым летом явился ещё один чиновник — уже никакой не маг, а просто повидавший жизнь и ничего не боявшийся человек. Тоже с небольшой охраной, на одном из кораблей, что заходили в Поворотницу отстояться во время бури. Он-то и привёз известие о том, что Платон Ильин прощён государыней, и она желает его возвращения на службу и ко двору. Платон Александрович пару дней ходил чернее тучи, потом ещё на пару дней ушёл в одиночку в лес, а потом вернулся — видимо, что-то для себя решил. И пошёл свататься к Ульяне, понимая прекрасно, что просто так её с ним Демьян Васильич не отпустит. А Ульяна возьми да откажи. Мол, не была в ваших столицах никогда, и делать мне там нечего. Сказала как отрезала, и по всему было видно, что ничто её согласиться не заставит. Платон Александрович повздыхал, да и поехал. А как лёд установился — так вернулся. Богато одетый, пистолеты с драгоценной инкрустацией, вышивка золотая. Пуговицы серебряные. И к ней снова — всё, мол, моё ко мне вернулось, но без тебя жизнь не мила. Но она только плечиком дёрнула да пошла себе. И потом ещё так ходила. А уговорил он её тем, что пообещал учёбу в столичном университете на факультете магии. Мол, магический факультет единственный, куда принимают женщин, государыня особым указом самолично повелела так поступать. И когда он пообещал определить Ульяну в обучение, она и согласилась.

— Она тогда сказала мне, что раз за завесой тумана её никто не ждёт, да и самой завесы нет более, то ей можно поехать. И замуж можно.

И тогда отец Вольдемар их обвенчал, на свадьбе погуляли, как должно, а потом отправились они, да не куда-нибудь, а в столицу.

— У Афанасьева был кристалл портала, кому он достался? — вспомнила вдруг я.

— Так вот Платону Александровичу с Ульяной и отдали, как они уезжать собрались. На свадьбу подарили. Мол, там аномалии нет, вот и сработает.

— Так и здесь же уже не было никакой аномалии? — не поняла я.

— Мы слишком привыкли, что есть. Да и опыта не было ни у кого с такой вещью.

— Как же, а господин Асканио? — этот бы непременно разобрался.

— Кто б ему сказал, — фыркнула Дуня.

Между прочим, прогресс. Раньше при упоминании Асканио Дуня не фыркала, а либо молчала и в лице даже не менялась, либо плечами пожимала. А тут — уже что-то.

Кстати, вот ещё. Рассказали — крепость стоит, а войти могут только маги. Внутри пустая. И раз никто пока не придумал, как её использовать, то — решено не трогать от греха, пусть стоит. Хотя я подумала, что посмотрела бы дорогу до той крепости — летом и без тумана. Ну да посмотрю ещё, не убежит она от меня.

А последним явился господин генерал — при параде, со свитой. Жак Трюшон с Пелагеей, Асканио, Рогатьен. С Пелагеей мы обнялись, она даже улыбнулась немного, чего раньше себе почти не позволяла. А генерал был мрачнее тучи — и мне предстояло понять, какое известие его догнало и так подкосило.

Но это потом, а сначала — пир на весь мир.

4. Дом не развалится

Мы сидели за столом, ели всё, что стояло на том столе, а уважаемые люди рассказывали, как рады видеть нас вновь. И намекали, что не прочь послушать о наших приключениях — где это нас носило-то так долго, по каким таким чужедальним землям? Я же вдруг поняла, что мы с Анри совершенно не договорились, что будем рассказывать о тех самых приключениях здешним жителям. И мы ничего не знаем о том, что было с нашими спутниками, пока мы общались с демоном в горе, и как они возвращались домой. И кстати, сколько времени они потеряли в той горе.

Значит, пока — киваем и расспрашиваем о здешних новостях. Пусть рассказывают — у кого кто родился, кто прибыл, кто уехал, кто умер. Что слышно из большого мира, и слышно ли.

Из большого мира на самом деле было слышно не так и много. Но когда зимой тут был Платон Александрович, он рассказывал о новостях из Франкии, мол, там неладно, и бунтовщики едва ли не на самого короля решились руку поднять.

Эти-то слова и подтолкнули моё соображение. Что там, король Луи, и такой бунт, что решились на такое, что раньше и в голову прийти не могло? Неужели вот прямо та самая революция? В магическом мире бывают революции?

И не эти ли известия пригрузили моего замечательного принца, всё же — его отечество и его семья?

— Расскажите по демона-то, — попросил вдруг Алексей Кириллыч.

— Про какого такого демона? — живо сощурилась я. — И откуда дровишки, в смысле — кто сказал о демоне?

— Был же там демон, так? — он не спускал с меня глаз.

— Был, — кивнула я, это вроде не тайна. — И почтенный Каданай даже всем нам рассказывал, что за демон и как он туда попал.

— Алёнка неживая о том демоне говорила. Будто вы с господином генералом одержали над тем демоном блестящую победу.

Я глянула украдкой на Анри. Тот смотрел рассеянно, видимо, думал о тех самых проблемах и о том, как скоро ему нужно бежать их решать. Эх, если там вот прямо то, о чём я думаю, то не решит. Даже если пойдёт в одиночку, то не решит. Но если не в одиночку, то хотя бы будет шанс вернуться