1 декабря 1145 года понтифик подписал первую в истории буллу, в которой не призывал, а повелевал идти войной на свирепый мусульманский мир. Тотчас исторический документ был размножен, и папские легаты отплыли на юг Франции, откуда далее поспешили в Париж и Клерво.

2

В предместьях Парижа двор французского короля охотился на оленей. Копыта быстрых коней вырывали мокрый снег вместе с жухлыми листьями и землей, трубили рога охотников. Весело заливались лаем псы, рыская по округе. Алиенора, прирожденная охотница, в меховой шапке и горностаевой шубке, стянутой на талии широким ремнем, с кинжалом у пояса, как всегда, была первой из первых. Она била из лука похлеще иных стрелков-мужчин! Одного из оленей, крупного самца, она подстрелила сама и, как всегда, — одной-единственной стрелой!

На нее смотрели с восхищением. А иные, и таких было большинство, — с явным обожанием…

К полудню король и королева разделились. Попросту разлетелись, потерялись во время погони. И теперь по голым лесам округи то и дело непрерывно разносилось эхо охотничьих рогов. Одни стреляли в небо зовущими медными голосами очень далеко, другие — совсем рядом. Алиенора с отрядом своих придворных ждала клича егерей, что должны были подсказать, где же новая добыча, когда к королеве подлетел паж.

— Ваше величество! — осаживая коня, выкрикнул он. — Вас разыскивают послы из Святой земли!

— Что? — обернулась молодая женщина, раскрасневшаяся, румяная. Она то и дело выдувала ртом тонкие струйки пара. Крепко держа уздечку, королева нахмурилась. — Говори же толком!

— Послы из Святой земли — от князя Раймунда Антиохийского! — торопливо пояснил паж.

У лошади Алиеноры бесилось десятка полтора борзых, то и дело рисковавших залететь под копыта. Они так и рвались броситься в бой — только покажи направление! Но она уже забыла о них — забыла обо всей охоте.

— Да где же они? — конь закрутился под королевой. — Где?!

— Там, за лесом! Я пообещал найти вас — и тотчас обратно!

— К ним! — выкрикнула Алиенора. — Быстро!

Она пришпорила коня и вместе с пажем понеслась по перелеску. За ней последовало с десяток рыцарей и оруженосцев свиты — все как один в ярких охотничьих костюмах, в подбитых мехом плащах и теплых беретах.

Уже издалека она увидела трех всадников, что оглядывали окрестности, и еще сильнее ударила шпорами по конским бокам — ветром ее скакун долетел до гонцов.

— Что с Раймундом?! — выкрикнула она. — Что с ним?!

Дурные вести со Святой земли уже давно держали в напряжении европейцев — Кровавым Зенги покорена Эдесса. Под ударом Антиохия. Все спрашивали друг друга: что же дальше? Помилует Господь христиан Палестины, накажет неверных или позволит им истребить осевшее на Востоке воинство Христово?

Гонцы поклонились:

— Доброго вам здоровья, ваше величество!

— Да говорите же! Он… жив?

Только тут они поняли, что напугали королеву Франции. А ее уже окружали рыцари свиты.

— Слава богу, конечно, жив! — спохватился предводитель отряда. — Князь жив, ваше величество, и шлет вам поклон!

От сердца Алиеноры отлегло. А предводитель уже доставал из кожаной сумки запечатанный сургучом свиток и протягивал его королеве. Она сорвала печать и тут же развернула послание.

«Милая Алиенора! — чувствуя, как сердце ее рвется наружу, прочитала она. — Когда ты получишь это письмо, посольство из Святой земли уже прибудет в Рим и понтифик прочтет нашу смиренную просьбу о помощи. Гроб Господень в опасности — и это не пустые слова! Кровожадным Зенги разрушена Эдесса, захвачена часть земель княжества Антиохийского. Если падет Антиохия, под ударом окажутся Триполи и сам Иерусалим. Но даже если понтифик не сумеет поднять весь христианский мир, прошу тебя: собери войско и направь его в Святую землю. Прошу тебя во имя Господа, наших близких, которых уже нет с нами, нашей общей крови.

Я помню ту ночь в Бордо — я не забыл ничего…

Твой любящий дядюшка. Раймунд, князь Антиохии».

Алиенора закрыла глаза. Воспоминания нахлынули разом — вот они несутся по ночной дороге. Ее безудержные слезы. Невыносимая горечь. И его глаза — в них отчаяние. Растерянный, он не знает, как ему поступить. Она — тем более. А затем цокот копыт на дороге. Поспевающая охрана.

— Ваше величество, — отрезвил ее голос за спиной.

Кто-то из вельмож. Она даже не осознала кто. Алиенора огляделась — и глаза ее сейчас показались многим странными. Затуманенными.

— Пошла! — она дернула лошадь вперед. Жестко ударила ее шпорами. — Пошла!

И полетела вперед. Она оглянулась на стук копыт позади — как в ту ночь, в Бордо.

— Оставьте меня! — выкрикнула она. — Оставьте!

Удары копыт смолкли за ее спиной. Отряд остановился: слово королевы — закон. В замешательстве все смотрели ей вслед — и люди свиты, и гонцы со Святой земли. Это же надо, какую бурю чувств вызвало в молодой королеве письмо ее дяди, князя Антиохии!

3

А спустя еще две недели, в самом конце декабря, во дворце на острове Сите состоялось собрание. Королевский двор внимал булле понтифика, которую громко и с выражением читал римский легат.

— «Папа Евгений Третий, слуга слуг Божьих, премного любимому во Христе сыну моему Людовику Седьмому, славному королю франков, и другим верным слугам Божьим, возлюбленным принцам Галлии! Вам мое приветствие и апостольское благословение!»

Людовик, щеки которого пылали, с трепетом слушал послание Евгения Третьего. А как же иначе? Еще недавно Рим презирал его, называл вероотступником, а теперь — такой поворот. Воистину это начало новой жизни!

— «Сколь много предшественники наши, Римские Понтифики, трудились ради освобождения восточной Церкви! — продолжал папский легат. — Будто бы в трубу небесную вострубил папа Урбан Второй, призывая на избавление Иерусалима сынов святой Римской церкви с разных концов земли. По гласу его сильнейшие воины Французского королевства, а также обитатели Италии, воспламененные жаром любви к Богу, собрали великое войско, которому суждено было пролить немало своей крови. С Божьей помощью они освободили от языческой мерзости Град, где Спаситель страдал за нас и где оставил Он Свой славный гроб в память нам о Своих Страстях, и освободили другие города! Те города благодатью Божьей и ревностью отцов ваших христиане сохраняют до сего дня. Но ныне за грехи наши случилось то, о чем не можем мы поведать без великого горя: град Эдесса был взят, и многие из замков христианских захвачены. Более того: архиепископ Эдессы вместе с клиром и многими прочими христианами был убит, а мощи святых выданы на попрание ногами неверных и уничтожены. Отныне великая опасность грозит Церкви Божьей и всему христианству!»

А в это же время в Шампани, в кафедральном соборе Труа, лично читал папскую буллу Бернар Клервоский, и у каждого кровь стыла в жилах от его голоса.