зависимость, когда Джо было около восьми лет, и после этого часто сидел в тюрьме. Тюремные сроки были короткими – в основном за кражи в магазинах ради того, чтобы иметь средства на свое пристрастие. В течение нескольких дней или недель после освобождения он появлялся дома, но потом исчезал, поскольку не мог устоять перед тягой к наркотикам. Джо привык не думать о нем. Мать больше не вышла замуж и, насколько знал Джо, не завела серьезных отношений. Джо сказал мне, что не допустил бы этого.

Еще в младшей школе из-за отсутствия отца Джо решил, что должен взять на себя роль главного мужчины в семье. Прежде чем он смог четко сформулировать причину, он начал защищать свою мать от других мужчин. Он вспоминал, что отталкивал их своим поведением, «прогонял их». Он также говорил о защите репутации семьи. Героиновая зависимость отца стала причиной жестоких насмешек над ним и его семьей, но готовность Джо прибегнуть к насилию вскоре отучила детей дразнить его по этому и любому другому поводу. Однако на одного взрослого, живущего по соседству, это произвело обратный эффект. Вероятно, подстегиваемый реакцией Джо, этот человек, казалось, получал удовольствие от того, что заводит подростка. Если он мимоходом сталкивался с Джо, то называл его сыном «ушлепка». Власть героина над жизнью наркомана означает, что он рискует потерять все, даже самоуважение. Для Джо смыслом существования было уважение. Интересно, что человек, издевавшийся над Джо, был из семьи, которую Джо считал соперничающим кланом.

Семья была важной частью жизни Джо. У него было две сестры, причем одна из них старше его на полтора года, но с самого детства он считал своим долгом присматривать за ними. Теперь обе обзавелись детьми, и все четверо племянников его боготворили. Его мать росла в семье с пятью детьми, и большинство его тетушек, дядюшек и их детей жили в той же части города; некоторые сидели в той же тюрьме, где я с ним встречался.

Мы перешли к его школьному опыту. Когда Джо было десять лет, среди учеников появился физически более крупный мальчик, и это угрожало подорвать с таким трудом завоеванный авторитет Джо. В последнем классе начальной школы Джо доминировал не только в своем классе, но и над всеми мальчиками в школе. Не имело значения, что новый мальчик был крупнее и, возможно, сильнее, – Джо и помыслить не мог об отступлении и готов был добиваться большего, чем любой другой на его месте. Такое положение дел сохранилось и во взрослом возрасте: если он сталкивался с человеком, который мог одолеть его физически, Джо подбирал любой доступный предмет и использовал его в качестве импровизированного оружия. Новый соперник в начальной школе, столкнувшись с необузданностью Джо, отказался от неизбежной драки и, прихрамывая, ушел с колотой раной от острого карандаша, который Джо воткнул ему в бедро. Так Джо наглядно показал не только этому сопернику, но и всем остальным, что будет с тем, кто попытается его свергнуть.

Мне стало интересно, как Джо объяснит, почему его жизнь пошла именно по этому пути, и я спросил об этом. Не раздумывая, он начал с рассказа о районе, где вырос. Во время беседы я заметил, что, если у него появлялся повод упомянуть свой район, он с гордостью произносил его название. Он считал, что это часть его личности. При всей любви к родному району Джо часто описывал его как жестокий и бедный. Для него этот район отличался от других бедных районов или от более благополучных. Но более благополучные районы его не интересовали. Другие неблагополучные районы были территорией соперников. Похоже, как и в случае с Монтекки и Капулетти, достаточно было родиться по другую сторону произвольной разделительной линии, чтобы стать чьим-то врагом.

В 1970 г. в одной статье был описан эксперимент Бристольского университета, в ходе которого группе из сорока восьми мальчиков-подростков из местной школы показывали картины двух художников-абстракционистов – Василия Кандинского и Пауля Клее. Мальчиков просили выбрать одну из шести пар картин двух «иностранных художников», при этом фамилии художников не называли. После этого их отводили в сторону и каждому объявляли, какому художнику он отдал предпочтение. Стоит заметить, что, хотя группы были обозначены как «Клее» и «Кандинский», мальчиков распределили по группам случайным образом, независимо от их предпочтений. Им сообщили, что в качестве вознаграждения за участие в эксперименте раздадут деньги и сами мальчики смогут проголосовать, как эти деньги распределить. Участников разделили, поместив в индивидуальные кабинки, и выдали буклет, в котором они должны были отметить, сколько денег достанется другим. Единственным средством идентификации была принадлежность к группе Клее или Кандинского.

Когда буклеты собрали и сопоставили оценки, выяснилось, что мальчики систематически давали больше денег тем, кто был в группе того же художника. Особенно интересно, что они были готовы отдать меньше денег своей группе, если это означало, что можно максимизировать разницу между группами в пользу своей. Исследователи стремились свести к минимуму фактическую разницу между группами. Принимая решение, мальчики не могли учитывать отношения со своими сверстниками, поскольку не знали, кто в какой группе находится. Не было причин полагать, что у этих групп будет общее будущее. Простая идентификация себя как части группы, по-видимому, активизирует психологические процессы, которые заставляют нас желать, чтобы «наша» группа была лучше другой.

Результаты этого исследования, повторенные сотни раз, легли в основу теории социальной идентичности. Эта теория показала, что наше представление о том, кто мы, зависит не только от личных и уникальных черт, личность также определяется группами, в которые мы входим, например мужчина, европеец, индиец по происхождению, врач, психиатр и болельщик футбольного клуба «Ливерпуль». Психологические процессы, ведущие к тому, что мы считаем себя членами определенных групп, включают склонность немедленно видеть различия между нами и членами «противоположных» групп.

В отличие от групп Клее или Кандинского, люди, с которыми проводил время Джо, действительно имели общую историю и чувство общего будущего, что укрепляло их связи больше, чем принадлежность к группе по географическому признаку. Кое-что в рассказе Джо иллюстрирует, что эта географическая принадлежность как внутригрупповой маркер до сих пор в силе. Если он узнавал, что какой-то незнакомец – выходец из того же района, ему сразу же хотелось включить его в свой круг. Хотя родственные связи не были такой же четкой границей, как между шекспировскими Капулетти и Монтекки, они также служили Джо способом отнести человека к «своей» или «чужой» группе. Группа приятелей Джо включала членов одних семей и исключала других. «Кровная вражда» иногда тянулась из прошлых поколений. Джо рассказывал, что в его семье помнят жестокую ссору с другой семьей по соседству из поколения его родителей.

Чем больше я разговаривал с Джо, тем больше чувствовал, что он способен установить связь между обстоятельствами и образом жизни. Это не значит, что он считал себя жертвой этих обстоятельств. «Я всегда сам принимал решения», – заявил он. Что же повлияло на его решение совершить преступление? «Мы видели, что у старших парней есть красивые вещи, одежда, девушки, у некоторых – машины. Мы равнялись на старших». Я спросил, откуда он знает об их пути к успеху. «Мы слышали их разговоры в парке. Бегали по их поручениям и за это получали десятку». Еще в начальной школе Джо играл определенную роль в криминальной экономике. Это был период ученичества для своеобразной карьеры, поскольку других возможностей было мало, и Джо понимал это уже в детстве. «Там, где я рос, можно было лишь стать футболистом или выиграть в лотерею… или стать наркодилером… проще всего было стать наркодилером».

Хотя результаты обширных исследований показали влияние социальных условий на криминальное поведение, одних этих условий недостаточно, чтобы превратить человека в преступника. Джо знал, что многие его сверстники из того же района не попали туда, куда попал он, и даже близко. А те, кто тоже оказался в тюрьме, объяснял он, часто были выходцами из семей, где мать одна воспитывала детей. Ему было достаточно того, что мать любила его и трех сестер и дома они всегда чувствовали себя в безопасности и были желанными гостями. Он считал, что, вероятно, мало кто к подростковому возрасту, в отличие от него, имел возможность вести себя настолько независимо. Похоже, у него с матерью существовала негласная договоренность, которая устраивала обоих: она не держит его на коротком поводке, и он может делать все что хочет.

К одиннадцати годам, когда Джо перешел в старшую школу, он оказался в группе подростков, которые шатались по улицам района. Для окружающих они выглядели