— Селма… — уже ясно услышала она. Дверь была слегка приоткрыта.

— Адам? — прошептала Селма в темноту комнаты.

Молчание. Затем послышался приглушенный стон.

— Адам?

— Что такое? — пробормотал он испуганно. Затем глубоко вздохнул: — Селма, ты?

— Да. Ты звал меня.

Шуршание простыней, затем щелчок — комната озарилась мягким светом настольной лампы, стоявшей у кровати. Адам сидел. Его серые, затуманенные сном глаза пытались разглядеть что-то невидимое в пустоте. Потом он потряс головой, словно избавляясь от наваждения.

— Мне снился сон, — пробормотал он смущенно.

— О чем?

Адам устало потер ладонями лицо.

— О тебе.

Вот это да! Адам видел ее во сне! Женщина боялась задавать вопросы и смотрела на бывшего мужа широко раскрытыми глазами.

— Ты что-то говорила, но я ничего не мог понять.

— Что мы делали? Где это происходило? — шепотом спросила Селма.

— Не помню. Но, кажется, это… происходило не сейчас, а в то время, когда мы… мы еще были вместе. — Он прикрыл глаза, будто пытаясь удержать сон в своем сознании. — На тебе было красное платье.

— Красное? Я никогда не носила ничего красного.

Адам сидел с закрытыми глазами. Селма приблизилась к нему.

— Где мы были? — спросила она мягко. — Дома?

Дома… Как странно звучало это слово сейчас.

— Нет, это было какое-то незнакомое место. Темное, холодное. Не знаю. — Растерянный мужчина беспомощно пожал плечами и судорожно провел руками по волосам, приглаживая взлохмаченные пряди.

Селма кусала губы, поглядывая на его обнаженную загорелую грудь, на красивые руки, мужественное лицо… Холодная дрожь охватила ее. Сами собой вырвались слова:

— Всего лишь сон…

Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

— Ты была очень… расстроена и сердита. — Адам грустно усмехнулся. — К сожалению, я не знаю, какое ужасное преступление совершил.

Селма почувствовала комок в горле.

— Это же был сон.

А он не сводил с нее глаз, полных грусти.

— Ты была так… несчастна. Да, да, сон, но как наяву.

Женщина заставила себя улыбнуться.

— Вот она я, стою перед тобой и совершенно не выгляжу несчастной. Так что больше не надо волноваться по этому поводу. Пойду сделаю себе горячего чаю. Тебе принести что-нибудь?

Адам покачал было головой, но тут же проговорил:

— Черт, все равно не удастся больше заснуть! Так что, если не трудно, принеси чашку кофе, пожалуйста.

— Хорошо, — сказала Селма и быстро вышла, с облегчением избавляясь от наэлектризованной атмосферы, возникшей в комнате.

Налив в чашки чай и кофе, она поставила их на поднос и направилась в гостиную. С благодарностью приняв протянутую ему чашку кофе, Адам виновато улыбнулся.

— Прости, что разбудил тебя. Я, наверное, разговаривал во сне. — Голос его уже звучал ровно и спокойно.

— Ничего, — отмахнулась Селма. — Ночью эти места выглядят загадочными, почти мистическими.

— Да, — согласился тот.

— Лес кажется таким живым. Все эти растения, животные и насекомые, которые вносят свою лепту в жизнь Вселенной… Это вызывает чувство, сродни благоговению, правда?

— Да. — Он улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься?

— Я вспомнил, как ты благоговела перед крокусом, вылезавшим из земли.

— Это же так интересно!

На какое-то мгновение их взгляды встретились, но Адам быстро отвел глаза и тихо произнес:

— То, что мне всегда в тебе нравилось, — это твое восторженное отношение к мелочам. Ты заставляла меня обращать внимание на вещи, которые я бы даже не заметил.

— Ты часто за это подтрунивал надо мной, — тихо сказала Селма, неожиданно охваченная чувством потери.

— Не поверишь — ты открывала для меня совершенно новый мир.

От таких слов — голова кругом. Молодая женщина прикрыла глаза и, переведя дыхание, промолвила дрожащим от волнения голосом:

— Я даже не знала, что у тебя возникали подобные мысли.

Недолгое молчание прервал его голос:

— Помню, когда первый раз встретил тебя: красивая, элегантная, в длинном вечернем платье. И полной неожиданностью было услышать от тебя: я люблю надеть ботинки и пойти в лес за молодой крапивой. Весной, ты сказала, из нее что-то очень вкусное можно приготовить.

— И я это помню, — заметила Селма, улыбнувшись.

— Ты продолжала что-то говорить мне, а я смотрел на твое элегантное платье, пил шампанское и никак не мог представить тебя в грубых ботинках и джинсах, продирающейся сквозь кусты в поисках каких-то листьев.

А на следующий день вдвоем отправились в лес за крапивой. Она захватила с собой бутерброды и кофе. Они бродили по лесу несколько часов. И каких часов! Ей казалось, что их, околдованных волшебными чарами, приютило сказочное царство.

Когда сидели на поваленном старом дереве, покрытом мхом, Адам поцеловал ее. Часы и минуты, которые предшествовали этому поцелую, были полны лихорадочного предвкушения. Они упали на траву одновременно, словно договорившись об этом заранее, мир для них перестал существовать. Селма смотрела ему в глаза, дрожа от возбуждения, и понимала, что сейчас происходит что-то необыкновенное, гораздо более прекрасное, чем то, что она испытывала до сих пор.

Воспоминания, воспоминания…

В саду раздался крик кукушки. Женщина медленно перевела дыхание.

— А что, если в этом лесу есть крапива? — спросил Адам со странным оттенком в голосе.

— Не знаю, возможно. — Селма почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Рука, державшая чашку с чаем, задрожала.

Оба молчали. Адам улыбнулся ей, потом протянул руки, взял ее лицо в свои ладони и стал целовать. Его губы были теплыми и нетерпеливыми.

По телу женщины пробежала горячая, приятная волна. Все чувства, навсегда, казалось бы, заснувшие, мгновенно ожили. Адам обнимал ее хрупкую фигурку, крепко прижимая женщину к своей груди. Отвечая на поцелуи, она растворилась в знакомых ощущениях. Стон вырвался из груди мужчины.

— Пойдем ко мне в спальню, — прошептал он нетерпеливо.

Тело Селмы трепетало в его сильных руках. И не было сил что-либо говорить.

— Пойдем?

— Я не могу.

— Почему?

— Это… это будет неправильно, — сказала и сама поняла, что похожа сейчас на жеманную девственницу. Но как объяснить этому человеку свои страхи? Как дать понять, что невозможно вернуться к тому, что уже было и безвозвратно утрачено?