Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, возможно…
Хюльдар старался не думать о предстоявшем, переключив все мысли на предмет разговора. Бумажка с цифрами так крепко засела у него в голове, что уже мозги заплетались, потеряв всякую способность к анализу. К чему это шифрование, для кого предназначалось послание и что на самом деле оно означало? Вряд ли это послание составлялось для Элизы – он убил ее раньше, чем она смогла увидеть конверт. Может, оно было адресовано полиции? Или супругу Элизы, хотя тот и не понял, о чем там говорилось? Возможно, дальнейшее расследование откроет что-нибудь в его прошлом, хотя сейчас он утверждает, что у него вообще нет врагов. Где-то в глубине души Хюльдар теплил надежду откопать в прошлом этого Сигвалди что-нибудь ужасное, чтобы дело наконец перестало буксовать на месте. Если вскрытие не покажет ничего нового, непонятно, каким должен быть их следующий шаг.
Хюльдар перевел взгляд на Элизу и проглотил подкативший к горлу ком. Скоро он увидит, как она выглядит изнутри… Следователь почувствовал легкое головокружение и побледнел. Судмедэксперт, взяв из рук ассистента баночку с кремом, протянул ее Хюльдару:
– Помажьте под носом. Я вижу, вам не по себе; но поверьте, дальше будет только хуже, и запах станет интенсивнее. Крем поможет перебить его – хоть и не совсем, но все же… – Он улыбнулся и натянул на лицо висевшую на шее маску. – Если вас начнет тошнить, постарайтесь, чтобы рвота не попала на тело убитой, такое здесь уже случалось. Да, и не забудьте снять маску – у меня нет желания снова стать свидетелем подобного.
Хюльдар кивнул и взял баночку. От желеобразного крема шел крепкий мятно-ментоловый запах. Этим кремом он пользовался не впервые – проклятая вонь сопутствовала его профессии. Щедро наляпав под нос спасительного снадобья, Хюльдар тоже натянул на нос маску; она ослабила запах. Но мандраж так и остался – было невыносимо следить за расширением всех отверстий лежавшего на столе тела. Другие манипуляции следователь переносил лучше, хотя каждое прикосновение врача к убитой отдавалось в нем всплеском тошноты. Труднее всего было следить за исследованием повреждений на лице. Вопреки здравому смыслу, Хюльдару казалось, что рот Элизы вот-вот скривится в гримасе боли. Что уж тогда говорить о пиле и прочем…
– Вы готовы? – Во взгляде судмедэксперта мелькнула тень сомнения – по-видимому, чуть заметный кивок Хюльдара показался ему малоубедительным. – Ваше присутствие здесь не обязательно; не вижу в этом никакого смысла, кроме разве того, что нам, – он ткнул рукой в сторону улыбающегося, натягивающего на лицо маску ассистента, – будет веселей в вашей компании. Да и, возможно, после такой встряски вам захочется поскорее поймать виновника.
– Возможно…
Что-то было в этих словах эксперта – Хюльдар уже сейчас испытывал жгучее желание как можно скорее упрятать этого изувера за решетку. Когда он только пришел сюда, желание не было таким всепоглощающим. Было бы несправедливо оставить без наказания того, кто совершил такое.
Облаченная в перчатку рука эксперта парила над подносом с поблескивающими инструментами. Хюльдар следил за ней, пытаясь угадать, на какой из них падет выбор. Но прежде чем он пришел к какому-то заключению, эксперт, неожиданно повернувшись к нему, после небольшой изучающей паузы спросил:
– Вы не находите немного странным, что расследование такого дела поручено именно вам?
Вопрос Хюльдару не понравился, он прозвучал как недоверие к его компетенции и был тем обиднее, что следователь и сам об этом думал.
– Что вы имеете в виду?
– Нет-нет, ничего просто это одно из самых жестоких убийств, когда-либо здесь случавшихся. Я, например, не поручил бы малоопытной молодежи руководить вскрытием. Может так статься, что выбор пал на вашу кандидатуру по каким-то другим соображениям, а не из-за профессиональных качеств? Насколько мне известно, у вас в отделении есть следователи и поопытней?
– Это вопрос не ко мне, у меня нет на него ответа.
Конечно, у него был на это ответ. Причем расширенный и аргументированный. Причина, по всей видимости, крылась в том, что репутация всех опытных сотрудников в данный момент оказалась, мягко говоря, подмоченной. Проверка специального прокурора обнаружила серьезные нарушения в работе полиции, и в этой связи было начато расследование методов ее работы. В процессе выявилось, что прослушки и обыски производились без ордеров, те стряпались задним числом, если в них вдруг возникала необходимость, материалы следствий бесследно исчезали, на свидетелей оказывалось давление, на допросах применялось запугивание и даже побои. Короче, список был обширный.
СМИ обсасывали этот скандал неделями, расколупывая всё новые и новые подробности, и почти все высокие чины следственной полиции были втянуты в это болото. Однако никто не был уволен или даже понижен в чине, и, насколько Хюльдару было известно, ничего подобного не ожидалось. Ситуация была абсурдной – большинство работников полиции выполняли свой долг с честью, и пока те немногие, с рыльцем в пуху, не были наказаны, тень недоверия ложилась на всех остальных. Но, к сожалению, никаких изменений, видимо, не предвиделось – виновники надеялись просто отсидеться. За годы работы некоторые из них влипали в делишки и похуже без привлечения к какой-либо ответственности, так что это была уже своего рода традиция. Однако со времени скандала прошло еще недостаточно времени, чтобы кто-то из этих типов захотел сейчас высовываться. Руководитель расследования – лицо публичное, а им сейчас меньше всего хотелось напоминать публике о том, что они по-прежнему занимают все те же посты. Поэтому выбор и пал на Хюльдара: его репутация была безупречна, во всяком случае, служебная. В личной-то жизни он ангелочком не был…
– Не принимайте это на свой счет, мне просто хотелось вас предостеречь. Если вам поручено расследование по той причине, которую я предполагаю – и, думаю, вы тоже, – будьте уверены, что ваши предшественники совсем не заинтересованы в успешном завершении дела. Будтье осторожны, я говорю это от чистого сердца.
Хюльдар решил промолчать. От ментоловой вони у него перехватывало дыхание, и он слегка оттянул край маски, впустив под нее воздух. Глаза судмедэксперта сощурились в улыбке, и он хлопнул ладонями, возвещая, что пришло время начинать. Затем, выбрав скальпель, занес его над Элизой. Хюльдар пристроился сбоку и, когда острие скальпеля заскользило по белесому телу, закрыл глаза.
Голос дикторши звучал серьезно и даже несколько трагично. Аустрос Эйнарсдоттир обычно нравился этот голос, он очень подходил для радионовостей. Когда дикторша сообщала радостную новость – о каком-нибудь городском празднике или открытии новой дороги, – ее голос звенел воодушевлением. Иногда она слегка перегибала палку, и тогда создавалось впечатление, что событие, о котором сообщала дикторша, касалось ее лично, будто она сама принимала участие в организации празднества или была главным пользователем новопроложенного куска трассы в каком-нибудь захолустье. Но когда сообщалось о чем-то серьезном, дикторша непременно прикручивала энтузиазм до минимума, читала размеренно, будто хотела вчеканить в сознание слушателя каждое слово. Именно так она говорила сейчас.