Споры о цвете краски мало-помалу затихли, но вскоре разгорелся новый сыр-бор. Супругам с нижнего этажа вдруг начало казаться, что Аустрос уделяет недостаточно внимания уходу за общим участком вокруг дома. Что бы она ни делала, угодить им было невозможно. Она попыталась поговорить с ними, чтобы прийти к какому-нибудь компромиссу, поделить обязанности – например, она могла бы ухаживать за участком и поддерживать чистоту в мусорной подсобке, а они – следить за внешним состоянием дома, подкрашивая его по мере надобности, менять общие лампочки и чистить снег. Стоимость необходимых ремонтов предложила делить поровну. Но мадам с первого этажа заявила, что такое разделение не лезет ни в какие ворота, что лето, когда, в общем-то, и нужен уход за участком, длится в Исландии всего три месяца, мусорная подсобка – вообще не проблема, а вот чистка снега, лампочки и подкраска-подмазка – это куда больше работы. Аустрос попыталась напомнить ей, что общая лампочка на весь дом всего одна и что, если это им так трудно, она вполне могла бы взять на себя обязанность менять ее в случае необходимости, но вот чистить снег была не в состоянии. Однако соседи уперлись, и тогда Аустрос предложила нанимать на расчистку снега кого-нибудь со стороны.

Это предложение окончательно все разрушило. Самое обидное было в том, что, пока был жив муж, они с Аустрос занимались и подкраской, и участком, и снегом, причем гораздо больше, чем соседи. Сейчас все это было забыто – вот какими паршивыми могут оказаться люди! Более того, когда препирательства дошли до высшей точки, этот паразит с нижнего этажа заявил, что он и его жена всегда работали на общей территории больше, чем Аустрос с мужем. Причем его доводы звучали так убедительно, что сама Аустрос чуть было в это не поверила. Правда, лишь на секунду. Конечно же, все это была ерунда – Аустрос и ее муж всегда работали на участке больше, чем соседи.

При воспоминании об этом ей от злости захотелось затопать ногами, но это наверняка не пришлось бы по вкусу соседям. Впрочем, их возможная реакция ее не остановила бы, но тут снова засветился экран лежавшего на столе телефона. Не удержавшись от соблазна, она решила проверить, что там опять пришло. Это было еще одно сообщение; отправитель, как и прежде, неизвестен. Аустрос предположила, что это, должно быть, тот же самый человек. Открыв эсэмэску и увидев вместо цифр буквы, она вздохнула с облегчением. Сообщение гласило: «Я скоро приду – ждешь с нетерпением?»

Подписи не было. Кто этот «я»? К ней никто не должен был прийти; она не помнила, чтобы кого-то приглашала в гости или кто-то собирался заглянуть к ней. Аустрос подошла к зеркалу – если кто-то должен прийти, ей не мешало бы немного привести себя в порядок. Хуже всего, что в послании не говорилось о времени, когда этот загадочный гость собирался прийти. «Скоро» могло означать что угодно и зависело от того, где находится автор послания: в другом городе? за границей? на соседней улице?

После некоторого раздумья на тему «успею – не успею» Аустрос решила все же принять душ. Конечно, ей не хотелось, чтобы ее застали в халате, ненакрашенной и с полотенцем на голове, но она решила рискнуть и побила все рекорды скорости. Однако когда уже вышла из душа и стояла напротив подернутого влажной дымкой зеркала, ей стало невыносимо грустно от этой ее одинокой доли. Она вела себя так, будто целыми днями, а то и неделями, не видела живого человека. Этот странный гость, забывший назвать свое имя, может вполне подождать у дверей, пока она не будет готова.

Из зеркала на нее смотрело незнакомое ей лицо, за последние несколько лет быстро и уверенно взявшее власть в свои руки. Ей казалось, это лицо женщины гораздо старше ее – усыпанное морщинами, глубокими бороздами на лбу и внушительными мешками под глазами. «Кто ты, черт побери, такая? Кто приглашал тебя сюда?»

Взяв в руки консилер, Аустрос принялась стирать с лица отметки возраста. Она делала это медленно и обстоятельно, странным образом почувствовав, что спешить сосвсем не нужно, что у нее достаточно времени. Еще хуже было охватившее ее еще раньше предчувствие, что этот визит вряд ли принесет ей радость. Откуда вдруг пришла эта мысль?

На щипцах для завивки загорелся зеленый огонек, и Аустрос, не без некоторого удовлетворения, осмотрела свое лицо в зеркале. Отложив в сторону макияж, взялась за укладку волос – неспешно, прядь за прядью. Горячий аромат влажных волос заполнил ванную и немного ее успокоил. Неважно, каким окажется этот гость и его визит – интересным или скучным, – по крайней мере, она будет хорошо выглядеть.

Снаружи дом был похож на множество других таких же построек шестидесятых-семидесятых годов. Безыскусный бетонный корпус, одноэтажный, около ста восьмидесяти метров под простой покатой крышей. Внутренняя планировка была, по-видимому, ориентирована на ушедшие времена: супружеская спальня, столовая, маленькая кухня и несколько крошечных детских комнат с встроенными шкафами, отражающими одноообразие одежды тех времен. В детстве Фрейя мечтала обзавестись именно таким домом – в нем должны были жить она, ее муж и двое их прекрасных детишек, девочка и мальчик. Скорее всего, кот и аквариум в доме мечты тоже присутствовали… В общем, полнейшая противоположность ее теперешней жизни.

По обе стороны калитки стояли горшки с засохшими с прошлого лета цветами; в остальном же ничто не наводило на мысли о смерти. Дом как ни в чем не бывало стоял ровно посередине двора, и если б Фрейя не была в курсе событий, подумала бы, что жизнь здесь идет своим чередом – нигде на участке не желтело ни одной полицейской оградительной ленты; что уж говорить о заклеенных крест-накрест дверях, как она себе представляла…

Фрейя вдруг задалась вопросом, изменил бы что-нибудь архитектор, проектировавший этот типичный семейный дом, знай он, что случится с его жильцами сорок лет спустя? Может, он увеличил бы окна, чтобы Элизе было легче спастись, предусмотрел бы решетки и надежные садовые ограждения, не стал бы подчеркивать беззаботную открытость дома, дабы не усыпить бдительность его хозяев? Фрейя разглядывала дом через заляпанное окно машины, не находя ответа. Она припарковалась на улице, боясь повредить улики на домашней парковке. Но опасения ее, по всей видимости, были безосновательными, так как парковка не была огорожена, и на ней сейчас стояла полицейская машина. Однако лучше сделать несколько лишних шагов, чем быть обруганной полицейским начальством.

Фрейя заглушила мотор, но все еще сидела, держась за ключ и не решаясь выйти на холод. Внутри было не намного теплее – система обогрева в старом драндулете, который она одолжила на время у брата, испустила дух на полпути сюда, и теперь стёкла украшал слой инея. В машине воняло старыми сигаретными бычками, которые давно уже надо было выбросить из набитой пепельницы, и чем холоднее становилось в салоне, тем сильнее была вонь. Она смешивалась с приторным ароматом картонной елки, свисавшей с перекошенного зеркала заднего вида. Во рту у Фрейи все еще стоял привкус утренней яичницы, плохо уживавшийся с насыщенным пихтовым амбре. В надежде подавить приступ тошноты, она сделала большой глоток колы. Полузамерзший напиток гулко бултыхнулся о стенки банки и прохладно заструился к желудку. Ей стало немного лучше, а выйдя из машины и вдохнув свежего зимнего воздуха, она почувствовала, что дурнота исчезла совсем.