Бет Бранд отвезли в госпиталь Форт-Ричардсона, а маленькую Дженни — в похоронную контору. Дежурный хирург сделал для Бет все, что мог. Перри Вудс, услышав о трагедии, бегом покинул свой кабинет, чтобы быть рядом с ней. Но оба врача мало чем могли помочь ей. Раны промыли и перевязали, наконечник стрелы извлекли из плеча. Во время всех этих процедур Бет не приходила в сознание. Врачи думали об одном и том же: не будет ли лучше, если Бет умрет?

Перри Вудс стоял рядом с хирургом. Мужчины мыли руки после перевязки Бет.

— Знаете, иногда мне непонятно, зачем мы упрямо продолжаем жить на этой земле. — Перри взглянул на высокого белокурого мужчину. — Мой дом на востоке. Жизнь там безопасна, цивилизованна и даже приятна. Что я здесь делаю? Почему я упрямо остаюсь в этом месте, таком диком, что жизнь моей жены подвергается постоянной опасности? Почему мне не упаковать чемоданы и не вернуться па свою родину, в Бостон?

Его коллега устало вздохнул:

— Вы нужны здесь, доктор. Я тоже — и мне нравится сознавать это. Мой дом в Филадельфии — по крайней мере я там вырос и получил образование. Но я выбрал воинскую службу, и вот теперь я здесь. Если этой части страны когда-нибудь суждено стать чем-то большим, чем площадкой для забав дикарей, люди вроде нас с вами должны остаться здесь и сделать эту землю своим домом. Доктор Вудс опустил закатанные рукава.

— Наверное, вы правы, но я должен подумать о беременной жене. Когда я вижу такую жестокую расправу над двумя беспомощными женщинами, кровь стынет у меня в жилах. Господи, Остин Бранд сойдет с ума!

Белокурый хирург кивнул.

— Я никогда не встречал человека, который бы так люто ненавидел индейцев, как мистер Бранд. Вероятно, они не впервые вмешиваются в его жизнь.

— Точно не знаю, — пожал плечами Перри, — но Остин Бранд был одним из тех, кто два года назад обнаружил тела убитых после нападения на обоз Уоррена. Кажется, один из погибших, Люк Барнз, работал у Остина. Доктор Фоксуорт незадолго до своей смерти рассказывал мне, что никогда в жизни не видел более ужасной картины.

— Не сомневаюсь, что это правда. Полагаю, до вас дошли слухи, что Сатанту и Большое Дерево собираются выпустить из тюрьмы.

— Я слышал разговоры, но не верю в это. Ни один разумный и здравомыслящий человек, будь то губернатор Техаса или президент Соединенных Штатов, не освободит этих краснокожих.

Остин Бранд узнал о трагедии сразу же по прибытии в Форт-Уэрт. С искаженным от муки лицом он снова вскочил на лошадь и помчался в Джексборо.

— Бет, Бет, — всхлипывал он, — прости меня, прости! Когда-нибудь я заслужу у тебя прощения. О Бет!..

Остин стоял скрестив большие руки на груди. В тени стройного дуба возвышался небольшой холмик — свежая могила. В ней лежал маленький белый гроб с телом прекрасной темноволосой дочери Остина и Бет Бранд.

— Господь дал, Господь взял, — глубоким, мягким голосом произнес священник. Позади него тихо плакала Сюзетта Фоксуорт. Она знала, как сильно страдает Остин Бранд, и хотела бы облегчить его боль, но понимала, что ничем не может помочь. Его жена по-прежнему находилась в госпитале. Бет Бранд пришла в себя, но, открыв глаза, не сказала ни слова даже своему мужу, который сидел у ее кровати и ласково разговаривал с ней. Казалось, Бет не узнает его.

Короткая панихида по Дженни закончилась. Когда все молча двинулись к своим лошадям и коляскам, Сюзетта шагнула вперед. Она видела, что Остин нуждается в утешении, но любого, кто пытался выразить ему сочувствие, встречали холодный взгляд серых глаз и каменное молчание.

— Остин. — Она нерешительно положила руку ему на плечо.

Бранд повернулся и посмотрел на нее. Он попытался заговорить, но не мог произнести ни звука.

Сюзетта взяла его за руку и повела по склону холма к своей коляске. Сзади в лучах заходящего солнца виднелось пожарище, оставшееся от дома Бранда. Остин постоял минуту, глядя на обожженную землю и черный остов дома, в котором он всего несколько дней назад поцеловал на прощание жену и дочь, пообещав им больше никогда не оставлять их одних.

Когда они приехали на небольшое ранчо Фоксуортов, Сюзетта взяла Остина за руку и провела через гостиную прямо в свою спальню.

— А теперь, — она указала на мягкую постель, — прилягте. Прошу прошения, я покину вас на минутку.

Она оставила Остина и поспешила на кухню. На верхней полке застекленного шкафчика стояла наполовину пустая бутылка бренди — подарок доктору от Остина.

Сюзетта взяла с полки два стакана и вернулась в спальню. Остин стоял в той же позе. Налив приличную порцию бренди в один из стаканов, она протянула его Остину, а затем плеснула немного напитка на дно второго.

— Пожалуйста, выпейте. Это поможет.

Он послушно взял стакан и одним глотком осушил его.

— Вы очень устали. Снимите сюртук и прилягте.

— Сюзетта, — пробормотал он.

— Да, Остин?

— Мне теперь незачем жить.

Она села на кровать рядом с ним и сжала в ладонях его руку.

— Остин, пожалуйста, не говорите так. Вы сильный, мужественный человек и нужны Бет.

— Нет. Бет не нуждается во мне. Она даже не узнает меня. А моя милая Дженни… Я не хочу жить без моей маленькой девочки. Я устал, Сюзетта. Я устал от всего.

— Знаю, — прошептала она и поднялась с кровати. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам.

Сюзетта сняла с Остина его превосходно сшитый сюртук, повесила его на спинку стула и вновь повернулась к нему. Наклонившись, она развязала его узкий галстук и расстегнула белую сорочку, а затем опустилась перед ним на колени и сняла с него черные кожаные туфли.

— Ну вот, — ласково сказала Сюзетта. — А теперь ложитесь.

— Только на минутку. — Он откинулся на спину и опустил голову на подушку.

Сюзетта склонилась над ним и ласково прошептала:

— Отдыхайте, друг мой.

Большая смуглая рука коснулась длинного белокурого локона, спадавшего ей на плечо.

— Ты разбудишь меня через час, Сюзетта? Я должен пойти к Бет.

Они поцеловала его в щеку.

Глаза Остина закрылись, и он мгновенно погрузился в сон. Впервые за последние семьдесят два часа Остину Бранду удалось заснуть.

Все последующие дни Остин проводил у постели жены, хотя Бет смотрела на него невидящим взглядом и ничего не говорила.

— Сочувствую, Остин. — Доктор Вудс бросил взгляд на бледную женщину, неподвижно лежащую на больничной койке. — Мне очень хотелось бы сказать вам, что ее состояние изменится. Но я не могу этого сделать. Бет уже никогда не будет прежней. Возможно, она никогда не вернется к вам. Мне очень жаль.

Наступило лето, и пришла пора перегонять скот по Чизхолмскому тракту в Абилин. Остин не поехал.