быть у меня, и они обрушились на меня лавиной вскоре после этого.

Она вышла.

Она пришла сюда.

Она знала, что нужно прийти сюда.

Она пыталась сбежать. Или…

Или она была ответственна за это.

Она отпрыгнула в сторону, как только увидела меня, сделав несколько шагов назад. Ночное пламя вокруг нее разгоралось и танцевало, прижимаясь к ее телу. Мне стало интересно, знает ли она, что делает это. Было ли это осознанно, или это просто новая часть ее, как и моя магия?

— Дай мне пройти, — сказала она. Приказ, а не просьба.

Я слегка улыбнулся.

— Или что? Ты снова проткнешь меня? Уже в третий раз?

Ночное пламя снова вспыхнуло, обвиваясь вокруг ее тела.

Я должен был ненавидеть то, что Орайя получила прилив собственной силы после того как получила знак Наследника. Но, будь я проклят, если мне не нравилось видеть это. Так же, как мне нравилось видеть силу в ее взгляде, когда она стиснула зубы и шагнула ближе.

— Я не собираюсь валять дурака, Райн. Пропусти меня.

— Я не могу этого сделать, Орайя.

— Почему?

Это было поразительно серьезно — морщина между ее бровями и все такое. Она сделала еще один маленький шаг, не сводя с меня взгляда. Это был метательный нож слов, уже пропитанный ее кровью.

— Почему?

Это поразило меня сильнее, чем следовало.

Я знал, мы оба знали, что это был более важный вопрос, чем просто одно слово. Больше, чем два человека в этом коридоре. Это был вопрос «Почему ты предал меня?», заданный тем же уничтожающим тоном, что и тогда, когда она обрушила на меня реальность в крыле Винсента: Ты убил моего отца.

Я практически видел обвинение в ее глазах. Нет, даже больше, чем обвинение — наблюдение. Потому что, как всегда, она видела меня насквозь.

Почему?

Потому что, если я отпущу тебя, я совершу измену собственному трону.

Потому что, если я отпущу тебя, у меня не будет выбора, кроме как сражаться против тебя.

Потому что, если я отпущу тебя, ты станешь моим врагом по-настоящему.

И я не могу убить тебя, принцесса. Я пытался. Не могу.

Слишком много проклятых слов. Слишком много откровенности в них.

Я остановился на:

— Ты знаешь почему, Орайя. Я еще не закончил с тобой.

Крупица правды, смешанная с подначкой: Давай. Сразись со мной.

Я хотел, чтобы она сражалась. Мне не хватало этого в ней. Я умолял ее об этом несколько недель.

Я поднял свой меч. Она сделала то же самое. Ночной огонь танцевал с каждым ее вздохом, поднимаясь вместе с ненавистью на ее лице.

Затем ее взгляд поднялся. Глаза расширились.

Я оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как стройная женщина с распростертыми крыльями без перьев мчится ко мне с мечом наперевес.

Джесмин. Ты не забудешь лицо того, кто часами мучил тебя.

Я едва увернулся от ее атаки, парируя ее удар, и наше оружие соприкоснулось. Она пустила кровь, ее лезвие рассекло мое левое плечо, где я был слишком медлителен, чтобы увернуться. Глупая ошибка.

Она двигалась как хорошо обученная, элегантная, невозмутимая танцовщица. Ее выражение лица было сосредоточенным, спокойным, как поверхность зимнего пруда под следами битвы — грязью, кровью, ожогами.

Она взглянула на Орайю, и я снова совершил ошибку — глупое отвлечение в критический момент. Следующий удар Джесмин был смертельным.

— Остановись! — Голос Орайи прорезался сквозь сталь и хаос. — Отставить.

Лицо Джесмин исказилось в замешательстве.

Орайя подошла ближе, усмешка появилась на ее губах.

— Он мой, Джесмин. Отставь его мне. Иди к остальным.

Я бы не причинил вреда Орайе, но у меня не было такой же привязанности к Джесмин. Когда она колебалась, озадаченная приказом своей королевы, я воспользовался случаем.

Теперь я едва мог регулировать новую силу и мне даже не пришлось призывать Астерис, прежде чем он заплясал на острие моего клинка. Джесмин была хороша, достаточно хороша, чтобы увернуться, несмотря на ее рассеянность, достаточно хороша, чтобы едва перенаправить взмах моего клинка своим, но сила удара отправила ее в полет через зал, ее тело вмялось в разрушенный камень.

Она едва успела упасть, как Орайя настигла меня.

Я почувствовал ее приближение благодаря Ночному огню, услышал этот звук в воздухе за долю секунды до того, как она бросилась на меня.

Я мог убить ее. Я мог повернуться настолько, чтобы выпустить взрыв Астериса, достаточно сильный, чтобы вырвать ее плоть из костей. Вместо этого мне пришлось потратить это драгоценное мгновение на то, чтобы убедиться, что я притянул ее к себе, сдерживая себя, прежде чем остановить ее.

Это поставило нас в равные условия, и Орайя воспользовалась этой возможностью.

Она уже несколько недель не дралась, но, если этот перерыв в тренировках и повредил ей, она этого не показала. Накапливающаяся энергия, казалось, подпитывала каждый ее удар.

И все же… многое оставалось прежним.

Мы двигались в такт, как в хорошо отрепетированном танце, интенсивность каждого движения увеличилась вдвое, втрое по сравнению с тем, что было несколько месяцев назад. Наша магия, ее Ночной огонь и мой Астерис, окружали нас, как сгущающиеся облака, свет и тьма, тепло и холод. Каждый удар, который я блокировал, отдавался эхом во всем теле, несмотря на небольшой рост Орайи. Она вкладывала в каждый из них столько силы. И она была быстра, заставляя меня напрягаться, чтобы не отстать от нее.

Она была очень хороша. Честно говоря, я не мог не восхищаться ею.

И все же, никто из нас не пролил кровь. Ночной огонь, собранный вокруг ее меча, подействовал на меня, да, но каждый ее выпад был полумерой, нанося неглубокие порезы, если они проходили мимо моих блоков.

Тем не менее, она была быстра. Слишком быстрой. Быстрее с каждым ударом, как будто она теряла контроль.

Ночной огонь становился все ярче и ярче.

Три удара, последний она нанесла настолько быстро, что я не успел увернуться, боль пронеслась по моей груди от линии плеча до бедра.

Если она думала, что я не заметил, как она вздрогнула, когда увидела кровь, словно это вывело ее из оцепенения, то она ошиблась.

Я использовал эту заминку против нее, парируя ее удар прежде, чем она успела двинуться, сменяя наши позиции. Она оказалась у стены, ее меч едва сдерживал мой, а мое тело прижимало ее к камню.

Ночной огонь был таким ярким, что я не мог видеть ничего, кроме ее лица.

Это все она. Смертоносная и потрясающая. Даже ее ненависть была чертовски красивой.

Мы остались