ни слова, ведя меня по коридору, затем по лестнице и в следующее крыло, где он открыл дверь в конце коридора.

Это было небольшое помещение, возможно, когда-то служившее кабинетом или гостиной. Трудно было сказать, потому что, как и большинство комнат в этом замке, оно было вычищено, книжные полки были пусты и еще не заселены. В центре стоял один круглый стол.

Септимус уже был там, не потрудившись подняться, когда мы вошли. Вейл стоял неподалеку, скрестив руки, и наблюдал за мной, как сокол наблюдает за добычей, а Кейрис поднялся со стула, когда дверь открылась.

Кейрис улыбнулся мне и выдвинул один из пустых стульев напротив Септимуса.

— Садись.

Септимус одарил меня небольшой улыбкой, которая не достигла его глаз, когда я повиновалась.

Вейл сел рядом с Кейрисом, но Райн остался стоять — позади меня, и всего в паре футов от моего кресла, так что я могла чувствовать его присутствие, но не видеть его. От этого мне было дико не по себе.

Все смотрели на меня. Я привыкла, что на меня смотрят, но не так, словно я была объектом любопытства.

Септимус поставил что-то в центр стола. Небольшое скопление осколков стекла, сложенных друг на друга, с серебряными символами, выгравированными на их поверхности.

Черт.

Устройство, которое я нашла в кабинете Винсента.

— Возможно, это покажется тебе знакомым, — сказал Септимус.

Я изо всех сил старалась не реагировать.

Я молчала, стиснув зубы от внезапной уверенности, что меня собираются пытать. Вот почему Райн сохранил мне жизнь.

Позади меня его голос прошелся дрожью по позвоночнику.

— Я не думаю, что нам нужно задавать глупые вопросы, ответы на которые мы все знаем, верно? — Его голос был низким, грубым. Дразнящий, с темной гранью. — Орайя не любит игры.

Септимус слабо пожал плечами.

— Справедливо. Тогда это не вопрос, Ваше Высочество. Вы узнали это устройство. Вы узнали его, потому что использовали его.

Ничего им не говори, сказал Винсент.

Я тщательно успокаивала свои нервы и сердцебиение. Я была заперта в комнате с монстрами. Страх — это совокупность физических реакций.

Я практически чувствовала дыхание Райна позади себя. Мне хотелось, чтобы он стоял где-нибудь в другом месте.

— Ты даже не знаешь, что это такое, да? — сказал Септимус. — Это зеркало, моя королева, было создано специально для короля Винсента. Твоего отца.

Мне было интересно, перестанет ли когда-нибудь болеть сердце от этих слов — даже от того, что я услышала имя Винсента.

— Это устройство связи, и очень полезное, поскольку с его помощью можно следить за определенными людьми, где бы они ни находились в Обитрэйсе и возможно, даже в любой точке мира, даже если вы не знаете их местонахождения. Отличный способ поддерживать скрытую связь во время войны. Очень мощный. И редкий. Какой-то бедный колдун долго трудился над этим. — Серебряные глаза с янтарными нитями искрились вечной очаровательной ухмылкой. — Винсент, вероятно, дал свою кровь, чтобы сделать эту вещь.

— И? — холодно сказала я.

— И, — сказал Септимус, — Ты смогла им воспользоваться.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала я.

Его смех был ниже, холоднее.

— Нам не нужно притворяться.

И было что-то в том, как он это сказал…

Что-то в его ехидном тоне, что заставило меня вспомнить о двух открытых замках в моей комнате.

Кабинет Винсента, единственная открытая дверь во всем крыле.

И это устройство, находящее прямо там, готовое к тому чтобы его обнаружили.

Разве Винсент мог оставить такой ценный предмет на столе? Даже во время войны? Особенно в разгар войны?

Следи за своим лицом, прошептал мне Винсент, но было уже поздно. Блеск удовлетворения в глазах Септимуса говорил о том, что он видит мое осознание.

— Каждая ставка, которую я делал на тебя, была выигрышной, голубка, — сказал он. — Снова и снова.

Райн резко вышел из-за моей спины, пересек стол и встал напротив меня. Его руки были сцеплены за спиной, лицо было суровым, несмотря на улыбку на губах, это было странное безрадостное выражение.

— Тебе повезло, принцесса, — сказал он. — Оказывается, ты не просто предательница. Ты еще и полезна.

Мной манипулировали. Значит, Райн был частью этого? Использовал мое горе и мой плен против меня? Конечно, он был заодно с ними. После всего, это не должно было удивлять. И уж точно не должно было ранить.

— Большинство потомков не способны использовать инструменты на основе крови своих родителей, или наоборот, — сказал Септимус. Он провел кончиком пальца взад-вперед по стеклянному осколку, размазывая черную кровь по его краю. В отличие от того, как она реагировала на мою кровь, прибор никак не отреагировал.

Я смотрела на это, стиснув зубы и будучи слишком зацикленной на всём. Я хотела отрубить ему руку за то, что он мажет своей запятнанной кровью Кроворожденного имущество моего отца.

— Тот факт, что ты смогла использовать это и передать информацию своему генералу… это необычно и впечатляюще, — продолжил он. — Возможно, это из-за твоего знака Наследника. Кто может по-настоящему понять магию богов?

Я не знала, почему мне так неприятно это слышать. Думать о всех связях, которые у меня все еще были с Винсентом, о связях, о которых он всю жизнь говорил мне, что их не существует. Часть меня хотела цепляться за все, что у меня осталось от него, носить это как знак гордости.

Другая часть меня ненавидела его за это.

Я отбросила эти сложные мысли.

— Так ты планируешь разрезать меня и начать капать моей кровью на все вещи Винсента? Как будто у меня не было вампиров, жаждущих моей крови всю мою жизнь. Весьма креативно.

Септимус захихикал, как смеются над выходками маленького ребенка.

— Не на все вещи Винсента. Только на некоторые из них.

— У твоего отца было много секретов, — тихо сказал Райн тоном, который значил гораздо больше, чем сами слова.

Мой язвительный ответ замер на языке, потому что даже я не могла поспорить с уродливой правдой. Слишком много секретов.

Затем Септимус сказал то, чего я действительно до мозга костей я не ожидала.

— Я полагаю, ты знакома с историей Аларуса и Ниаксии?

— Я…Что? Конечно, знакома, — сказала я. — Есть ли в Обитрэйсе хоть одна душа, которая не знакома с этой историей?

Какое отношение это может иметь к чему-либо?

— Я не люблю судить, — сказал Септимус, подняв одно плечо. — Тогда ты должна знать, что Аларус — единственный бог, который когда-либо был убит.

— Ближе к делу, Септимус, — проворчал Райн. Но даже когда он ругал Септимуса, он наблюдал за мной.

Септимус поднял руки, в жесте ленивой справедливости.