И кстати сказать – история с Окуджавой для меня лично очень и очень печальна. Потому что песни его на самом деле хороши.

Вообще, для меня это всегда было если не трагедией, то…поводом досадовать и расстраиваться. Ну вот к примеру – Акунин. Я читал про приключения Фандорина, и мне было очень интересно. Очень. А через некоторое время в голове Акунина что-то щелкнуло, и на мой взгляд – он просто спятил. Сделался патологическим русофобом, махровым оппозиционером. Везде, где только мог – поносил свою родину, которая его подняла, дала ему все, что могла дать, и больше того. Живет себе во Франции, в поместье, купленном на деньги, заработанные в России и эту самую Россию поносит почем зря. После этого я уже не мог читать книги Акунина. Противно! И песни Окуджавы тоже больше не слушаю. Возможно, что это неправильно, возможно – надо отделять автора от его творчества. Автор может быть полнейшей мразью, но его творчество на самом деле замечательно. Ну…это как из грязной гусиной задницы вдруг вылезает золотое яйцо. Но вот не могу я забыть, что это яйцо вылезло из сраной задницы, и все тут! Я вижу перед глазами эту задницу, и мне противно брать «золотое яйцо» в руки.

– Владимир Семенович незаслуженно забыт советской властью, абсолютно незаслуженно забыт! Его песни, стихи – это народное, это плоть от плоти нашего народа! И я рад вам его представить сейчас, с этой сцены. Думаю, министерство культуры в ближайшем будущем озаботится тем, чтобы творчество Владимира Высоцкого ушло в массы не с затертых магнитных лент, а как и положено – с дисков фирмы «Мелодия», с телеэкранов и радиоэфиров. Просим, Владимир Семенович!

Высоцкий выслушал мою тираду с легкой улыбкой, потом повернулся ко мне и как принято у актеров – поклонился. Поклонился и залу:

– Вы правда хотите услышать мои песни?

Голос. Господи, этот голос Высоцкого! Его ни с чем не спутаешь – хрипловатый, сильный, даже жесткий. Голос моего детства, голос юности. Аж мороз по коже! И раздвоение – один «Я» сейчас спокойно смотрит на стоящего рядом со мной человека-легенду, с которым только что ручкался и обнимался, и этот «Я» считает происшедшее нормальным делом. И второй «Я» – тот, кто слегка обалдело разглядывает Высоцкого, и думает: «Да ладно! Не может быть! Но это же ОН!»

– Хотим! Давай, хотим! – голоса из зала и с улицы.

– Тогда, ладно. Но только недолго, хорошо? – улыбается Высоцкий и я отдаю ему гитару. Он садится на стул, пристраивает гитару…

Играет он, честно говоря, хреново. Пару аккордов, трени-брени, но сразу об этом забываешь, когда хриплый голос начинает свою вязь рифмованных строк. Зал молчит, а голос выводит: «Я ЯК-истребитель, мотор мой звенит, небо – моя обитель!»

Спев песню, Высоцкий помолчал, глядя в замерший зал, и как-то даже несмело, даже жалко улыбнулся:

– После песен, который пел мой друг Михаил, я не могу исполнить ничего другого. Не тянет на юмор, не тянет на обычный шансон. Потому – не взыщите.

И он снова заиграл, заговорил…

«Сегодня не слышно биенья сердец… …а сыновья, уходят в бой!»

Потом была песня о Земле (Она затаилась на время), «Черное золото», еще несколько жестких военных и жизненных песен. А закончил он «По обрыву, по над пропастью» – с надрывом, со слезой досады и злости.

Отыграв, встал, и поклонился залу. Зал взорвался аплодисментами, и на этом наши «посиделки» на самом деле закончились.

На банкет пригласили всех, кто жил в этот момент в Доме творчества, и конечно же – прибывших туда звезд. Они, кстати, должны были и заночевать здесь, в свободных комнатах – чтобы не добираться до Москвы после банкета подвыпившими, не вполне так сказать в разуме. Тем более что время уже позднее.

Перед банкетом я забежал вместе с Махровым в кабинет директора (не утерпел, заставил показать заветную коробку). Посмотрел содержимое коробки, и едва не ахнул – иглы! Там были иглы для иглоукалывания! Кстати, теперь понятно, как так «случайно» здесь оказался Высоцкий. Решил – при первой же возможности узнать у него – кто его сподобил приехал на мою встречу с читателями и коллегами.

Рассадили нас на банкете так сказать по степени значимости – за одним столом сидели Махров, Стругацкие, Ефремов, Высоцкий, администратор Нина Викторовна, директор Дома творчества, ну и мы с Ольгой, соответственно. Стругацких посадили через стол, прямо передо мной. Рядом – Ольга, и Махров с Высоцким. Ефремов – рядом со Стругацкими.

Стол хороший – много бутербродов с копченой колбасой, осетриной, с икрой нескольких видов, салатики, мясная нарезка, само собой – селедка с луком, куда же без нее? Особенно под водку.

Водки хватало, как и шампанского, как и вина. Пьют у нас много и умело – литераторы же! «Уговорить» бутылку водки в однова – плевое дело, у многих по внешнему виду и не скажешь, что только что высосали поллитру. Впрочем – тому способствует хорошая, сытная закуска.

Я проголодался, набросился на салаты с бутербродами, но Нина Викторовна заговорщицки подмигнула и сказала, чтобы я не налегал – будет и горячее. И оно было, да – уха из осетрины! С удовольствием похлебал, чес-слово! Пил я только шампанское, и то немного – так, для поддержания тостов. А они были – время от времени кто-нибудь в зале поднимал тост то за литературу, то за присутствующих. Ну и само собой – за родину, за нашу советскую страну. Досталось тостов и мне – примерно половину от общего их количества. Я громко благодарил, отпивал из бокала и ставил его на стол. Я не люблю вкус вина или водки, и вообще спиртного, потому пить просто ради того, чтобы ощутить вкус этого самого спиртного считаю делом глупым и совершенно непродуктивным. Ведь опьянеть я не могу. Мой мутировавший организм мгновенно разлагает алкоголь, превращая его в воду и горючее для организма. Никакого опьянения. Алкоголь – яд, а с ядами мое тело расправляется радикально.

Когда выпили, поели, мой спор со Стругацкими разгорелся с новой силой. И как ни странно – на меня набросился и Ефремов, чего я уже никак не ожидал. И начал спор как ни странно именно он.

– Михаил Семенович! – начал Ефремов, и видно было, что он старается подбирать слова – Я очень благодарен вам за добрые слова в мой адрес, очень уважаю ваше творчество, но…я с вами не согласен. Я считаю, что со временем человек будет изменяться в лучшую сторону! А у вас я постоянно прослеживаю мысль о том, что человек суть животное, на котором имеется тонкий налет цивилизации, и если содрать этот налет – останется лишь животное, руководимое низменными инстинктами! Так вот – это неправда! Вся история человечества доказывает обратное! Люди отдавали свою жизнь, преодолевая инстинкт самосохранения! Жертвовали собой! И вы этих людей называете животными?! Нет, я с вами совершенно не согласен!

– Во-первых, давайте-ка мы вместе поймем – а какие инстинкты вы называете низменными? – усмехнулся я – Инстинкт размножения? Инстинкт самосохранения? Какой из инстинктов так плох, что его можно назвать «низменным»?

– Я немного неверно выразился, в полемическом запале – улыбнулся Ефремов – Но мою мысль вы поняли, уверен. Человек совершенствуется с течением времени! И наш, советский человек становится все лучше и лучше! И зря вы так о коммунизме – я верю, что в конце концов человек станет настолько совершенным, что на самом деле не понадобится никаких сдерживающих его факторов! Законов, власти, карающих органов! Уверен в этом!