Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы хотите отмывать через незнакомого человека деньги? – Митька недоуменно заломил бровь и тут же отрицательно замотал головой. – Нет, это было бы глупо.
– Все верно. Деньги меня интересуют в последнюю очередь.
Казанцев с надеждой посмотрел на курсанта, и тот ее мгновенно оправдал.
– Возможно, я буду должен исполнять ваши деликатные поручения или заниматься контрабандой?
– Только поручения, и они будут касаться как коммерческой деятельности, так и разведки ресурсов. Как я слышал, вы об этом и мечтали? Нет?
– Совершенно верно, мечтал… И как долго продлится наше соглашение? До момента акционирования корпорации?
– Именно так. На дальнейшее ваше использование у меня тоже есть планы, но в них, молодой человек, я пока вас посвящать не буду, уж извините. Вам еще надо доказать свою профессиональную пригодность.
– На такой расклад я согласен, Николай Владимирович, однако хотелось бы сразу определить границы планируемой… э-э… деятельности, скажем так.
Казанцев понятливо усмехнулся.
– Сразу оговорюсь, что никакого криминала не предполагается. Но миссии будут опасными. Чрезвычайно.
– Почему я?
– Вы меня впечатлили своим безрассудным поведением. Именно такой человек мне и был нужен.
Митька вновь задумался и «оттаял» лишь через минуту.
– Какую часть прибыли я могу использовать на свои нужды?
– На личные? Десять процентов. Однако я планирую, что львиную долю остальных средств вы будете вкладывать как в техническое развитие предприятия, так и в собственную безопасность.
– Тогда последнее. На что я могу рассчитывать после окончания нашего соглашения?
Начальник станции задержался с ответом, и Митька пояснил:
– Хотелось бы знать, если я буду вкладывать в дело свои средства в виде обещанной мне десятой части, то получу ли от этого соответствующую отдачу?
Казанцев лишь покачал головой.
– Не могу ничего обещать. Лучше вложите их в другое предприятие, так будет сохраннее. Кстати, я буду закрывать глаза на получение вами любой прибыли на стороне, однако такие действия не должны идти вразрез с выполнением поставленных мною задач. В противном случае…
– Это не произойдет, Николай Владимирович.
Казанцев молча кивнул, принимая обещание, и продолжил:
– В любом случае ваши крохотные вложения никак не повлияют на то, что будет с нами через год. Вполне возможно, что я предложу вам нечто большее, но не исключаю, что предлагать будет нечего и некому. И когда я говорю слово «некому», то имею в виду как вас, молодой человек, так и себя. Как видите, я с вами на редкость откровенен. Вы еще со мной?
– Да.
Кошка печально мявкнула.
«Эх, надо было память под вычислитель просить. А ты вместо этого куда-то вляпался!»
* * *
Раннее утро встретило Митьку водопадом событий.
Ожил визор.
Вначале, как обычно, птички на его заставке затеяли свою обычную возню, натуралистично выдергивая друг у друга перья и добивая наиболее медлительных из своей компании меткими ударами. Циничный естественный отбор, так сказать, намекающий на человеческое общество. Причем зависящий от настроения своего зрителя. Чем оно инфантильнее, тем больше смертей.
Митька привычно отвернулся от экрана, встал и, зевая, отправился умываться.
Однако через минуту верхний свет неожиданно выключился, в душе закончилась вода, а на периферии его зрения замигала иконка срочной почты.
Немного разволновавшись, Митька бросился читать сообщение и обнаружил во входящих письмах приказ о своем увольнении, уведомление об отрицательном балансе на счету и пачку платежек, говорящих о том, что он должен всем за койку, свет, воду и даже, прости господи, кислород и азот! Именно так, по отдельности.
Митька сразу же вспомнил Джанни Родари с его незабываемыми налогами на осадки и воздух.
«Что, мне уже пора меньше дышать?»
Даже кошка как-то очень по-одесски возмутилась:
«Митенька, не расчесывай мне нервы, лучше скажи, почему все так хорошо, а визор все еще работает? Он что, не собирается умирать посреди своего полного здоровья? Ах, он выживает рекламой, и потому не отключится вовсе?! Слава богу, мальчик не будет забивать голову новостями!»
Через пять минут голодный и почти неумытый Митька отправился в бухгалтерию, которая работала посменно и круглосуточно, поскольку кипящая вокруг жизнь блистала самыми разнообразными рабочими календарями, не зависящими от смены дня и ночи на станции.
Там его успокоили. Сказали, что сразу в открытый космос такого ценного сотрудника выкидывать не будут, а чуть-чуть подождут, после чего предложили подписать целую кипу электронных «бумажек», сославшись на приказ вышестоящего начальника. Договор аренды челнока, акт о его приемке, соглашение о найме жилья, согласие на безусловное списание коммунальных услуг и прочее, и прочее, и прочее…
Он демонстративно вздохнул и сел перебирать документы в системе электронного документооборота, не собираясь подписывать их просто так, «за здорово живешь». Сидел часа два, но когда вернулся к занудным теткам с несколькими важными поправками, те обрадовали:
– Или подписывайте как есть, молодой человек, или «валите отсюдова» подобру-поздорову. И вообще, может, у вас деньги есть, чтобы так нагло себя вести?!
Пришлось подписывать, ибо чему его не научили в военном заведении, так это рядиться с великовозрастными дамами за точки с запятыми в кипах электронных бумаг. Причем Митька понимал, что зря в своей жизни не изучал эту науку, но зевота после прочтения подобных документов всегда опрокидывала его на обе лопатки.
Лишь ругнулся вполголоса, что полдня коту под хвост. После чего выслушал замечание от Мурки, что там у нее ничего нет.
А затем вернулся в ангар. И замер.
Было ощущение, что он попал в свою казарму в самый пик народного ликования по поводу предстоящей пьянки.
Основная приборная панель была раскурочена напрочь. Это было видно даже от входа.
Собравшиеся в ангаре люди гудели, будто стреноженный пчелиный рой. Даже несколько роев, запертых в одной комнате, но разделенных невидимыми границами.
Техники, сгрудившиеся около диагностического стенда, мирно ругались матом и пили синтетический кофе. Девицы в грязных комбинезонах пилотов пили что-то другое и использовали лишь литературные выражения, однако некоторые словесные оттенки почему-то вызывали у дюжих мужчин ступор и смущение.
На пингвиньих крылышках челнока мигали серебристые огоньки сварки. Роботы более продвинутого поколения, нежели Митькин паук с допотопным лазером и пылесосом, ползали по корпусу корабля, напыляя слои термозащиты. Тяжелый «летун», подающий противоосколочные панели, тяжело верещал, сообщая об истощении аккумуляторов.