Она не отрывала глаз от вибрирующих струн, они заполнили все ее поле зрения, и на ум Фионе пришло еще одно слово: «хаос».

Мысль о хаосе, непрерывном смятении, диком и неуправляемом, уносящем ее прочь… она сама не могла понять, почему эта мысль так взбесила ее, сильнее даже, чем грязный старик.

Фиона гневно уставилась на скрипку, сфокусировала взгляд на одной из струн. Девочке показалось, что если она будет смотреть на нее неотрывно, пристально — как бабушка, — ей удастся избавиться от этого неуправляемого чувства.

Струна со звоном лопнула.

Старик отдернул руку и сунул указательный палец в рот. В следующее мгновение он опустил руку, и Фиона увидела кровь в том месте, где его поранила лопнувшая струна.

Старик посмотрел на Элиота, перевел взгляд на Фиону.

— Будь я проклят, — все еще улыбаясь, проговорил он.

У него оказался гулкий, резонирующий альт. Фиона не ожидала, что у такого оборванца будет такой красивый голос.

— Это было потрясающе, — выдохнул Элиот.

Старик кивнул и слегка поклонился ему. Потом порылся в складках своего рваного пальто и вытащил конверт из вощеной бумаги. Внутри лежали свернутые спиралью струны. Он указал на конверт, словно фокусник, и погладил деку старенькой скрипки.

Фиона похлопала брата по плечу и осторожно потянула за руку.

— Нам пора на работу… спасибо, — сказала она старику таким ледяным тоном, что было ясно: меньше всего на свете ей хотелось выразить благодарность.

Улыбка оборванца потускнела. Он еще раз поклонился и стал вертеть колок с оборванной струной.

— Пойдем, — решительно произнесла Фиона и снова потянула брата за руку.

Элиот обернулся и прищурился.

— Если мы опоздаем сегодня, — сказала Фиона, — Майк очень разозлится.

— Да. — Раздражение в глазах Элиота сменилось тревогой.

Он посмотрел на старика и помахал ему. Оборванец улыбнулся шире.

— Правда, было здорово? — шепнул сестре Элиот.

— Нет, — буркнула Фиона. — Было страшновато.

Но она начинала понимать, почему Элиота так зачаровывает музыка. Мелодия и ее унесла куда-то. Если бы ему позволили купить радиоприемник… что в этом ужасного? Или бабушка права? Не слишком ли далеко унесла бы Элиота музыка?

Близнецы поспешно свернули за угол и увидели, что на пересечении Мидуэй-авеню и Вайн-стрит все парковочные места заняты сверкающими «универсалами» и «мерседесами».

Туристы. Значит, у Ринго полным-полно народа.

Они пересекли улицу и помчались ко входу во Дворец пиццы.

Элиот открыл дверь и придержал ее. Порыв кондиционированного воздуха ударил в лицо Фионы. Она поежилась.

Майк стоял у кассы. Он только что передал Линде для обслуживания компанию из четырех человек. Глянув на Элиота и Фиону, он побледнел.

— Это еще что за шуточки? Сегодня же начинается фестиваль «пино-нуар» в Нэпе. У нас народу полно, а вы что — решили наведаться в лавчонку для нищих и подобрать выброшенное тряпье?

Фиона густо покраснела и покрылась испариной, несмотря на то что в холле было прохладно. Элиот шагнул вперед.

— Эй, не надо…

— Этот молокосос, — оборвал его Майк, — может одеваться, как ему в голову взбредет. Но ты… — Он смерил Фиону взглядом с головы до ног, как бы не веря собственным глазам. — Да кто на тебя глянет, у того аппетит сразу пропадет.

Наихудшие опасения Фионы подтвердились: праздничное платье выглядело как неудачный костюм для Хеллоуина. Эта последняя капля переполнила ее чашу самоуничижения.

Она ненавидела жизнь в этой семье — все их правила, самодельную одежду, запреты ходить куда бы то ни было. Слезы застлали глаза Фионы. Розовая атласная ткань платья показалась ей похожей на сахарную вату.

— Надень вот это.

Майк наклонился, достал с полки фирменную футболку заведения Ринго с изображением Дядюшки Сэма и бросил Фионе. Футболка попала ей в грудь и свалилась на пол.

Девочка опустилась на колени, часто моргая, чтобы поскорее избавиться от слез, и подобрала футболку. Дядюшка Сэм улыбнулся ей.

— Вычту из твоей зарплаты, — предупредил ее Майк.

Элиот сжал кулаки.

— Хорошо, — прошептала Фиона.

— И возьми у Джонни длинный фартук, — добавил Майк. — Все остальное прикроешь.

Фиона кивнула, уставившись в пол. Она не в силах была смотреть на Майка. Глаза и щеки у нее горели.

И она не могла пошевелиться. Ей не хотелось, чтобы ее атласное платье шуршало, не хотелось привлекать к себе еще больше внимания. Но даже если бы оно не шуршало, как пройти по залу к кухне, когда на нее все смотрят? Она застыла на месте.

Майк вышел из-за стойки и схватил Фиону за руку. Его большой палец впился в сгиб ее локтя. Всю руку словно бы пронзило разрядом электричества.

— Давай! — прорычал Майк. — Быстро…

Фиона вырвалась. Этим она причинила себе еще большую боль, но, не обращая на это внимания, запрокинула голову и в упор посмотрела на Майка.

— Не смей! — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Унижение уподобило ее раненому зверьку, свернувшемуся в клубочек… но этого зверька столько раз унижали, что он наконец развернулся и показал зубы.

Фиона почувствовала, что Элиот стоит рядом с ней и готов заехать Майку по носу. Приятно было знать, что, если понадобится, брат заступится за нее.

Фиона, не моргая, роняла слезы и смотрела на Майка.

— Не смей, — повторила она шепотом, но это был не пристыженный шепот, а с трудом сдерживаемый гнев. — Никогда больше ко мне не прикасайся.

Майк раскрыл рот и вроде бы собрался что-то сказать, но с его губ не сорвалось ни слова. Он медленно кивнул, поднял руки, призывая Фиону успокоиться, и осторожно попятился назад.

— Ладно, — выдохнул он. — Надевай фартук и принимайся за работу.

Но почему-то он не мог оторвать глаз от разгневанной Фионы. Его лицо скривилось, словно ее пронзительный взгляд причинял ему боль.

Звякнул колокольчик над дверью, в пиццерию вошла парочка.

Фиона моргнула. Чары развеялись.

Майк повернулся к посетителям и нацепил на лицо улыбку.

— Столик на двоих?

Фиона глубоко вздохнула и отвернулась от Майка. Они с Элиотом прошли через зал к кухне.

Если кто-то и пялился на ее платье, хихикал или тыкал в нее пальцем, она этого не заметила. Просто шла, уставившись себе под ноги.

Войдя в кухню, Фиона осмотрела пульсирующую от боли руку. Возле локтя расплывались синяки от пальцев Майка.

— Ты в порядке? — тихо спросил Элиот.