Всякому, имеющему родню… по крови, брачным узам или по обстоятельствам

Когда стряхнем мы суету земную?

Вот что дальнейший заграждает путь!

Вот отчего беда так долговечна!

Кто снес бы бич и посмеянье века,

Бессилье прав, тиранов притесненье,

Обиды гордого, забытую любовь…

Уильям Шекспир. Гамлет.

Акт III, сцена 1

(Перевод А. И. Кронеберга)

Близнецам Постам — Элиоту и Фионе — завтра исполнялось пятнадцать, и с ними никогда не происходило ничего интересного. Они жили вместе с бабушкой и прабабушкой, и те держали их в ежовых рукавицах и ограждали от окружающего мира.

Элиот пододвинул к комоду пластиковый ящик из-под молочных бутылок, встал на него и посмотрел в зеркало. Разглядывая копну своих всклокоченных черных волос, он недовольно хмурился. После стрижки «под горшок» волосы отросли неровно. Хорошо, что хотя бы торчащие уши были прикрыты. И все-таки он выглядел диковато.

Элиот расчесал волосы пятерней, и они легли ровнее, но противные вихры тут же появились снова.

Если бы только у него был гель для укладки волос… Но существовало правило, запрещающее пользоваться фирменными шампунями, покупным мылом и прочими «предметами роскоши». Все это прабабушка изготавливала дома своими руками. Ее мылом, конечно, можно было вымыться (порой грязь сходила вместе с верхним слоем кожи), но все же Элиоту недоставало многого из того, что продавалось в парфюмерных магазинах.

Он бросил взгляд на листки бумаги, приклеенные скотчем к двери его комнаты. Сто шесть бабушкиных правил регулировали всю жизнь, каждый вдох и выдох.

Отсутствие геля для укладки волос диктовалось правилом номер восемьдесят девять.

ПРАВИЛО № 89: Никаких экстравагантных товаров домашнего обихода — включая (список может быть дополнен) покупное мыло, шампуни, бумажные полотенца и прочие ненужные мелочи, без которых можно обойтись.

К счастью, хоть к туалетной бумаге это правило не относилось.

Будильник, стоявший на комоде, издал ржавый скрежет. Десять часов утра. Через сорок минут во «Всеамериканском дворце пиццы» начиналась вторая смена. Элиот с трудом удержался, чтобы не поежиться. Он уже представлял себе вязкую патоку и жирный соус с перечной мятой, запах которых въедался в кожу.

Мальчик схватил со стола стопку листков — выполненное домашнее задание — и несколько раз сжал и разжал затекшие пальцы правой руки. Он писал всю ночь, но не жалел об этом. И гордился докладом о войне тысяча восемьсот двенадцатого года.[1]

Бабушка наверняка поставит ему «А».[2]

Его мысли о Чесапикской кампании и «звездно-полосатом флаге»[3]тут же улетучились, когда мимо дома проехала машина. В комнату Элиота на третьем этаже долетели мощные звуки, вырывавшиеся из динамиков радиоприемника.

Музыка пронзила его насквозь, прогнала мысли о домашнем задании, пицце, правилах, и на миг он стал кем-то другим: героем посреди бурного моря. Грохотали орудия, ветер завывал в парусах…

Машина проехала, музыка стихла. Элиот все бы отдал за собственный радиоприемник.

«Музыка отвлекает», — не уставала повторять бабушка. Естественно, на этот счет также имелось правило.

ПРАВИЛО 34: Никакой музыки, включая игру на любых инструментах, как настоящих, так и самодельных, никакого пения — со словами и без слов, никакого воспроизведения мелодий и ритмов с помощью электронных и прочих средств.

От этого могло стошнить. От всех бабушкиных правил могло стошнить. Элиот никогда не получал то, чего ему хотелось. Кроме книг, конечно.

Три стены в его комнате на деле не были стенами. От пола до потолка возвышались книжные шкафы, поставленные здесь прабабушкой в незапамятные времена — должно быть, еще в докембрии.

Две тысячи пятьдесят девять томов стояли вдоль стен маленькой спальни: красные корешки, переплеты из серой ткани, суперобложки с потускневшими золотыми буквами. Книги пахли заплесневелой бумагой и старой кожей. Это был запах древности, почтенный и основательный.[4]

Элиот провел рукой по корешкам книг. Джейн Остин… Платон… Уолт Уитмен. Он любил свои книги. Сколько раз он ускользал в иные страны, в давно прошедшие века, где его спутниками становились яркие персонажи.

Жаль, что его собственная жизнь не была такой же интересной.

Элиот подошел к двери и собрался было выйти из комнаты, но задержался перед листками бумаги, на которых излагались бабушкины правила. Мальчик сердито уставился на них. Он знал, что одно, самое главное, здесь отсутствует, правило номер ноль: «Никаких исключений из правил».

Вздохнув, Элиот повернул ручку и толкнул дверь.

Свет из комнаты пролился в темный коридор. В то же самое мгновение появился второй прямоугольник света. Открылась дверь соседней комнаты, и в коридор выглянула сестра Элиота Фиона. На ней было зеленое полосатое платье с потрепанным замшевым пояском и сандалии со шнуровкой до середины голени.

Говорили, что они похожи друг на друга, но Фиона была ростом пять футов и пять дюймов, а Элиот — всего пять футов и три дюйма. И хотя Фиона была его сестрой-двойняшкой, она сильно отличалась от Элиота. Понурая, с опущенными плечами, она переставляла ноги так, словно они были слеплены из вареной лапши. Волосы вечно лезли ей в глаза, если только девочка не собирала их в хвостик. И еще Фиона грызла ногти.