— Прыщавый, поторопиться, грязные скотины! Да что же, человек до самый полдень ждать своя завтрака? Прощеньица просить, барышня, — добавил капитан, одарив Кату чуть смущенной ухмылкой. — Простить капитан Порло за то, что он такие грубые и неотесанные мужланы. Вы не обижаться, вы понимать, что я только снаружи такая страшный, а внутри добрые-предобрые.

Ката улыбнулась в ответ и погладила обезьянку, которая, присмирев, устроилась у нее на коленях, будто хорошо воспитанный ребенок. Пусть от Буби противно пахло, пусть она была грязная, Ката нутром почувствовала, что маленькая подружка капитана — существо дружелюбное, и она сразу полюбила обезьянку, как любила всех зверей на свете.

Раджал неприязненно поглядывал на обезьяну и девушку. Он вовсе не был жесток, но он очень жалел о том, что жестокая зеленая молния поразила Джема, а не эту плешивую обезьяну! Ката сумела более или менее внятно объяснить, какое волшебство стало причиной ее появления на корабле, но ни Ката, ни Раджал не могли понять, что случилось с молодым человеком, которого они оба так любили. Раджал нервно поерзал на табуретке. Судьба Джема теперь была непонятна и страшна, а они с Катой ничего не могли поделать. Оставалось сидеть в каюте со старым косноязычным морским волком и ждать, когда им принесут завтрак!

— Прыщавый! Ну, наконец ты припираться, скотины! — взревел капитан, когда дверь каюты распахнулась. Хорошо, что расстояние от двери до стола было небольшим, поскольку именно в это мгновение корабль опасно накренился и Прыщавый скорее упал внутрь каюты, нежели вошел в нее.

Буби испуганно взвизгнула, спрыгнула на пол, но ничего страшного не случилось: поднос приземлился прямехонько на стол, куда ему, собственно, и следовало водвориться. Правда, Прыщавый при этом упал физиономией в тарелку с солониной, но капитана Порло это обстоятельство нисколько не смутило. Он выпучил глаза, радуясь появлению пищи. Отпихнув в сторону мальчишку-буфетчика, старый моряк принялся набивать рот сухарями, солониной и горчицей, да еще и выругал Прыщавого за то, что тот не принес рома.

Капитан опомнился лишь немного погодя — то есть вспомнил о том, что у него в каюте дама. Он махнул рукой вслед удаляющемуся Прыщавому.

— Вы не обращать внимание на этот нескладеха, барышня. Из его прыщи ничего на солонина не попасть. А это — это быть просто горчица, вы мне верить?

Ката помучилась сомнениями, но голод взял свое. В те годы, когда они с отцом жили в Диколесье, она твердо выполняла клятву и никогда не ела плоти зверей, своих собратьев. О, в какой ужас пришел бы отец, если бы узнал, чего только Ката не ела с тех пор, как они расстались!

Капитан продолжал уговаривать гостей.

— Ну а вы, господины Радж, вы-то покушать, правда? Вот-вот, правильно, вот так, давать юная барышня примеры! Жалко мне быть, но у нас нету яйца. Вот приплыть в порт, там я очень любить хороший свежий яичко, так любить... Яичница обожать просто. Вы пробовать яичница, барышня? Вот это бывай блюдо, достойный... достойный сама королева... вы уж меня простить, пожалуйста.

Ката не могла удержаться от улыбки — настолько потешными были попытки капитана казаться галантным кавалером. На палубу корабля она попала, будучи одетой в крестьянские обноски, а теперь на ней было великолепное зелено-коричневое бархатное платье, извлеченное из недр одного из капитанских сундуков. В таком платье Ката чувствовала себя светской дамой, явившейся с важным визитом в приличный дом. Ката, конечно, предпочла бы мужское платье, какое носила в Зензане, но у лорда Эмпстера на этот счет имелись собственные соображения. Он заявил, что в Унанге при дворе султана да и в домах других важных персон никто не посмеет обидеть даму-иностранку, и поэтому Ката в своем женском обличье будет куда полезнее для общего дела, нежели переодетая в мужской костюм. Ката в этом сомневалась, но решила покориться мудрости пожилого человека. Она сразу ощутила таинственную силу, которую излучал этот человек, и поняла, что с ним надо быть начеку.

Капитан все продолжал пытаться вести светскую беседу.

— Я посмотреть, Буби вас сразу крепко полюбить, барышня, — заметил он, когда обезьянка, осмелев, выбралась из-под стола. — Она сразу видеть, какой вы прекрасный юный барышня, уж Буби это сразу подмечать. Вам мой каюты нравиться, барышня? А постель удобный? Я все блохи стряхивать постараться, но я не очень быть умелый — какой может быть умелый моряк на одна нога? Эх, бедный, бедный мой левый нога! Надо быть Прыщавый заставить вытряхивать матрасы, но разве я моги ему разрешать готовить постели для прекрасный молодой барышня? Так что вы меня простить сердечно, очень вас просить.

Ката заверила капитана в том, что она на него совсем не сердится, а также попыталась внушить ему, что она вовсе не важная дама и поэтому он не обязан был уступать ей свою постель. Капитан в ответ на это заявил, что его, капитана Порло, конечно, можно винить во всех смертных грехах, но что при этом он никогда не откажет в любезности женщине.

— Я не быть такой опытный с женщины, барышня. Не иметь радость иметь жена — я это хотеть сказать. Верно, у меня когда-то быть возлюбленная, но вот вы мне говорить: разве Фарис Порло уметь оставлять хорошенький девушка вздыхай и чахни, пока ее муж плавать в море?

— А она разве не могла отправиться в плавание с вами? — поинтересовалась Ката.

Капитана этот невинный вопрос потряс до глубины души.

— Да вы что такое говорить, барышня? Море — не место для девушка!

— Ну, я же здесь, — возразила Ката.

— Верно, барышня, но только если я иметь возможность поскорей высаживай вас на берег, где бы вы были в полный безопасность, я бы так и сделай, честный слово! Ай, нет, тут дело нечистый! Только злой колдовство могло унести невинный молодой барышня с суша, где она жить-поживать и горя не знать, на такой старый калоша, где грубый, неотесанный парни и совсем не бывать всякий удобство и финтифлюшка, какой нужно женщина!

Ката уже собралась было сказать капитану о том, что в то время, когда она жила на суше, у нее вовсе не было никаких финтифлюшек типа кружевных оборочек и папильоток, но тут снова распахнулась дверь. Капитан радостно обернулся — надеялся, что это прибыл Прыщавый и принес долгожданный ром, но тут же помрачнел — правда, едва заметно. На пороге стоял никак не Прыщавый, а лорд Эмпстер собственной персоной.

— О, господины! — расплылся в улыбке капитан Порло. — Вы отведать завтраки с нами? Вы, я бы сказать, совсем мало кушать, а качка такой, что и стошнить можно... Прыщавый! Прыщавый! Где моя ром? И где ром для его светлость?

Лорд Эмпстер только натянуто улыбнулся и ровным шагом, не покачиваясь, прошел к столу. Раджал не отрывал глаз от лица пожилого господина. Как обычно, оно было спрятано в тени, отбрасываемой широкими полями шляпы. Раджалу снова припомнилось ночное золотое видение. Вправду ли все это было? И могло ли это быть вправду? Теперь, поутру, все, что было ночью, казалось дурным сном, и только.

Но если бы это было сном, то Джем сейчас бы сидел здесь.