Выгнув спину наподобие вопросительного знака, старик сделал несколько неверных шагов и уставился на юного принца слезящимися глазами, обрамленными покрасневшими веками. Венчавший его голову колпак в форме языков пламени сильно дрожал, старик часто подносил к губам платок, чтобы промокнуть слюну.

— Принц крови, ты дивишься тому, почему ты призван так скоро, так непомерно скоро облечься в мантию Законного Наследника, так ведь? О, Законный Наследник, нынче утром ты познаешь ответ на этот — кха-кха — вопрос. Подумать только — кха-кха — и такое дитя (прошу прощения, я не желаю тебя оскорбить) я должен наименовать Бесспорным Наследником! Бесспорным Наследником, если бы... твой отец мог не спорить о том, существует ли предмет для... кха-кха... спора...

Похоже, старик сбился с мысли.

— Ты необыкновенно точен, как всегда, Симонид, — улыбнулся султан. — Но послушай, старый мой друг, ты сам говорил мне, что дни твои сочтены. Печально будет мне созерцать твой уход в Царство Вечности, но еще печальнее то, что последний из твоих учеников не успеет впитать всю ту мудрость, которой ты бы смог с ним поделиться.

Старик несколько мгновений подслеповато моргал, затем кивнул — словно бы в знак неохотно данного согласия, после чего в очередной раз прокашлялся и возобновил свою речь:

— Принц крови, доселе ты пребывал в неведении, что, я должен заметить, вполне естественно для дитяти. Однако я слыхал, что ты — способный ученик, и это естественно, ибо разве ты не чадо своего отца? Следовательно, ты легко уразумеешь то, что я намерен тебе поведать. Но сначала... скажи мне, что тебе известно об истории нашей веры и об основании древа Рода Пророка, на котором ты являешься новой... ветвью?

Деа сдвинул брови. От него не однажды требовали, чтобы он пересказывал эту историю, но он немало удивился тому, что его просят об этом в такой торжественной обстановке. Отец знаком подбодрил его, придворные зашевелились.

Худощавый юноша взволнованно огляделся по сторонам, сглотнул подступивший к горлу ком и заговорил:

— О, достопочтенный господин, мне ведомо, что прежде были дурные времена — до прихода пророка по имени Меша. В те дни народ наш был разделен внутри себя, он утратил истинную веру, которая некогда нам принадлежала.

— Некогда? — клокоча скопившейся в глотке слюной, вопросил старик Симонид.

— О да, достопочтенный господин. Во времена Скитаний, когда наши народы ушли из Долины Орока, их объединяла вера в Терона. Потом, по мере прошествия эпициклов, эта вера была утрачена. Подобно песчинкам, носимым ветром, наши народы рассеялись по этому огромному материку. Увы, они разделились на множество сект и наций, забыли о приверженности единому общему богу!

Султан улыбнулся. Даже если сейчас его сын просто повторял наизусть выученный урок, все равно он выучил этот урок хорошо. Владыка откинулся на подушки, разложенные на троне, и провел по умащенной бороде пальцем. Он мечтательно прикрыл глаза — словно представил, что он сам снова стал юношей, который отвечает на вопросы своего старого учителя.

Между тем урок уже успел превратиться в лекцию. Старик Симонид неровной походкой вышагивал перед принцем туда и сюда, осторожно опираясь на палку. Развивая излюбленную тему, он говорил более уверенно:

— Верно, юный принц, земли эти пребывали в жалком, плачевном состоянии. Мало кто помнил о своем долге перед истинным богом, который стоит в самой середине Рода Орока, как ты (ты, Бесспорный Наследник) стоишь посреди Рода своего отца. Какие только жуткие богохульства не были тогда распространены на землях Унанга! Существовали культы поклонения пятерым богам, культы Имагенты. Одни поклонялись солнцу, другие луне. Процветало идолопоклонничество, распространилось принесение в жертву невинных животных. Мудро написано в Книгах Имамов об этих днях, справедливо названы они Временем Осквернения...

— Симонид? — кашлянув, окликнул мудреца султан.

— Гм? — Учитель понял, что увлекся. — Гм-м-м... М-да... Ну и что же произошло затем, о принц, наследник Рода? Что объединило эти погрязшие в богохульстве народы?

Деа снова сглотнул подступивший к горлу ком — и на этот раз ощутил резкую боль.

— Достопочтенный господин, ты говоришь о явлении Пророка. Это случилось пять эпициклов назад, в тот солнцеворот, что в старых календарях назывался СК 34/124, а в новых — НУ-1. Тогда простому погонщику верблюдов, которого впоследствии назовут пророком Мешой, явился Истинный Бог.[3]Это было на далеком западе, в краях суровых и жестоких, где люди нашего племени жили тяжелой, полной лишений жизнью и с превеликим трудом добывали себе пропитание, обрабатывая бесплодную почву, принося жертвы никчемным идолам и отражая набеги безбожников — племен уабинов.

— Славно, славно, — похвалил принца старик Симонид.

Мысли лихорадочно метались в голове Деа. Он пытался вспомнить все, что выучил об этом периоде унангской истории. Произнося фразы, он автоматически поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, повторяя взглядом передвижения учителя. Порой взгляд юноши падал на алую ковровую дорожку, и тогда он ловил себя на том, что его как бы притягивает к себе Святилище Пламени, которое, если смотреть на него сквозь разноцветный витраж, само напоминало яростно пылающий костер.

Деа продолжал:

— Однажды, в нестерпимо знойный полдень, будущий Пророк уныло брел по барханам далеко от родной деревни, тщетно пытаясь отыскать невесть куда разбежавшихся верблюдов. Вот тогда-то Истинный Бог и явился ему... в столпе яркого пламени...

Деа обнаружил, что ему трудно не смотреть в сторону Святилища. Словно насмехаясь над прочими постройками и возносясь в гордыне от сознания своего превосходства, царило оно даже над самыми высокими куполами и минаретами. Юный принц отвлекся, опустил глаза, вспомнил об ужасах прошлой ночи. С превеликим трудом он пытался прогнать из разума эти страшные видения, вспомнить о следящих за ним придворных, об устремленных на него испытующих взглядах.