и она ее получала. Она была в центре внимания, потому что сама поставила это условием своего появления где бы то ни было. Она сама создала себе такую жизнь. Я надеялась, что смогу найти способы делать это, сохраняя те части моей личности милой девочки, которые я хотела сохранить.

17

Я была довольна своим новым альбомом In the Zone. Первым синглом с альбома стала песня “Me Against the Music” с участием Мадонны. Следующим синглом стал “Toxic”, за который я получила премию “Грэмми”. Песня “Toxic” была новаторской и имела огромный успех, и до сих пор является одной из моих любимых песен.

Чтобы продвинуть альбом, я отправился со съемочной группой MTV в Нью-Йорк, чтобы снять специальный выпуск под названием In the Zone & Out All Night. Мы проехали через весь город, чтобы выступить в трех ночных клубах - Show, Splash и Avalon. Это было потрясающе - видеть большие группы людей, танцующих под новые песни. Как это уже не раз случалось в моей карьере, мои поклонники напомнили мне, почему я делаю то, что делаю.

Но однажды в мою дверь постучали. Когда я открыла ее, мимо меня прошли четверо мужчин, троих из которых я не узнала. Я никогда в жизни не видела их лиц.

Четвертый был моим отцом.

Они усадили меня на диван (тот самый, который и по сей день стоит у меня в спальне). Сразу же они начали засыпать меня вопросами, вопросами и еще раз вопросами. Я молчала: я не желала ни с кем разговаривать. Мне нечего было сказать.

Через день мне позвонили из моей команды и сказали, что я буду выступать перед Дайаной Сойер… и на том же диване. Из-за того, что произошло с Джастином, и из-за всего, что я пережила, я чувствовала, что больше не могу общаться с миром. Над моей головой нависло темное облако, я была травмирована.

Я часто уединялась в своей квартире, чтобы побыть одной, а теперь меня заставили говорить с Дайаной Сойер и плакать на глазах у всей страны.

Это было совершенно унизительно. Мне не сказали заранее, какие будут вопросы, и оказалось, что они на сто процентов постыдные. Тогда я была слишком ранимой, слишком чувствительной, чтобы давать такие интервью. Она спрашивала что-то вроде: “Он выходит на телевидение и говорит, что вы разбили ему сердце. Вы сделали что-то, что причинило ему столько боли. Столько страданий. Что вы сделали?”

Я не хотела делиться с миром ничем личным. Я не была обязана сообщать СМИ подробности своего разрыва. Меня не должны были заставлять выступать на национальном телевидении, заставлять плакать перед этой незнакомкой, женщиной, которая без устали задавала мне один жесткий вопрос за другим. Вместо этого я чувствовала себя так, словно меня эксплуатировали, выставляя перед всем миром.

Это интервью стало для меня переломным моментом - переключатель сработал. Я почувствовала, как по моему телу разлилось что-то темное. Я почувствовала, что превращаюсь, почти как оборотень, в Плохого человека.

Я, честно говоря, чувствую, что тот момент в моей жизни должен был стать временем для роста, а не для того, чтобы делиться всем с миром. Это был бы лучший способ исцелиться.

Но у меня не было выбора. Казалось, никому не было дела до того, что я чувствую.

* * *

Вернувшись домой в Луизиану на праздники, я пригласила к себе друзей. Мы пытались тусоваться в гостевом домике, который я построила позади основного дома, и моя мать раздражалась на нас за шум. Внезапно меня осенило, что у меня достаточно денег, чтобы нам не пришлось оставаться в Луизиане. Я заказал нам поездку в Лас-Вегас на Новый год, и к нам присоединились несколько друзей из моего тура.

Мы оторвались в Palms Casino Resort и много выпили. Я признаю, что мы вели себя феноменально глупо. Я также скажу, что это был единственный раз, когда я почувствовала себя почти ошеломленной такой свободой в Городе грехов. Я была маленькой девочкой, которая так много работала, а потом вдруг на несколько дней в расписании ничего не было, и вот: привет, алкоголь!

Пэрис Хилтон появилась в казино, чтобы потусоваться и немного выпить. Не успела я опомниться, как мы залезли на столы, сняли туфли и носились по всему клубу, как отвязные идиотки. Никто не пострадал, и я отлично провела время с Пэрис - мы просто играли, и до сих пор играем каждый раз, когда собираемся вместе.

Я никому не грубила. Это было просто невинное веселье. Большинство людей, вероятно, осудят меня, и сейчас вы не можете делать такие вещи, потому что люди все выхватывают свои камеры. Но тогда, в Вегасе, мы просто вели себя глупо. Находясь под таким пристальным вниманием СМИ, я не хотела создавать проблемы - мне нужно было почувствовать себя свободной и насладиться тем, чего я так упорно добивалась.

Как и полагается двадцатилетнему человеку после нескольких рюмок, я оказалась в постели с одним из своих старых друзей - другом детства, которого я знала всегда. На третью ночь, когда мы были там вместе, мы с ним надрались в стельку. Я вообще не помню ту ночь, но из того, что я собрала воедино, мы с ним валялись в гостиничном номере и допоздна смотрели фильмы “Улыбка Моны Лизы” и “Техасская резня бензопилой”, а потом нам пришла в голову блестящая идея пойти в A Little White Chapel в три тридцать утра. Когда мы пришли туда, другая пара уже собиралась пожениться, поэтому нам пришлось подождать. Да, мы стояли в очереди, чтобы пожениться.

Люди спрашивали меня, любила ли я его. Для ясности: мы с ним не были влюблены. Честно говоря, я просто была очень пьяна — и, вероятно, в более общем смысле в тот период моей жизни, мне было очень скучно.

На следующий день вся моя семья прилетела в Вегас. Они появились и уставились на меня такими яростными глазами. Я огляделась. “Что случилось прошлой ночью?” - спросила я. “Я кого-то убила?”

“Ты вышла замуж!” - сказали они, как будто это может быть хуже.

“Мы просто веселились”, - сказала я.

Но мои мама и папа отнеслись к этому очень серьезно.

“Мы должны это аннулировать”, - говорили они. Они придавали слишком большое значение невинной забаве. У каждого свой взгляд на это, но я не относилась к этому так серьезно. Я думала, что свадьба в Вегасе - это