Правильно говорят: когда у тебя появляется ребенок, никто не может тебя подготовить. Это чудо. Вы создаете еще одно тело. Вы растете, говоря: “Этот человек беременный”. “У этого человека родился ребенок”. Но когда ты переживаешь это сам, это ошеломляет. Это был такой духовный опыт, такая невероятно сильная связь.

Моя мама всегда говорила о том, как болезненны роды. Она никогда не позволяла мне забыть, что вместе со мной прошла через многочасовые мучительные роды. Я хочу сказать, что все люди разные. Некоторым женщинам это дается легко. Я ужасно боялась рожать естественным путем. Когда врач предложил мне кесарево сечение, я испытала огромное облегчение.

Шон Престон появился на свет 14 сентября 2005 года. Сразу было видно, что он просто милый, добрый мальчик.

А через три месяца я снова забеременела. Я была в восторге от того, что у меня будет двое детей такого близкого возраста. Тем не менее, это было тяжело для моего тела, и в это время было много грусти и одиночества. Мне казалось, что многое в мире настроено против меня.

Главной опасностью, которой мне приходилось остерегаться, была агрессия папарацци.

Если я буду держаться подальше от посторонних глаз, то, конечно, в конце концов, думала я, фотографы оставят меня в покое. Но неважно, сидела ли я дома или пыталась выйти в магазин, фотографы находили меня. Каждый день и всю ночь они были там, ожидая, когда я выйду на улицу.

Никто из представителей СМИ, похоже, не понимал, что я и так была очень строга к себе. Я могла быть дикой, но в глубине души всегда угождала людям. Даже когда я была в самом плохом состоянии, мне было не все равно, что думают люди. Я выросла на Юге, где манеры очень важны. Я и по сей день, независимо от их возраста, называю мужчин “сэр”, а женщин - “мэм”. Просто на уровне вежливости было невероятно больно, когда ко мне относились с таким пренебрежением, с таким отвращением.

Все, что я делала с малышами, записывалось в хронику. Когда я уезжала от папарацци с Шоном Престоном на коленях, это воспринималось как доказательство моей профнепригодности. Папарацци загнали меня с ним в угол в магазине Malibu Country Mart - они продолжали фотографировать меня, когда я, попав в ловушку, держала его на руках и плакала.

Когда я пыталась выйти из здания и сесть в машину в Нью-Йорке, беременная Джейденом Джеймсом и с Шоном Престоном на руках, меня обступили фотографы. Мне сказали, что я должна сесть в машину с другой стороны, я сказала “О” и пробилась сквозь тысячи затворов фотокамер и крики “Бритни! Бритни!”, чтобы попасть туда.

Если вы посмотрите видео, а не только фотографии, то увидите, что, когда я несла в одной руке чашку с водой, а в другой - ребенка, мой каблук подвернулся, и я чуть не упала - но не упала. И, поймав себя, я не уронила ни воду, ни ребенка, который, кстати, остался совершенно невредим.

“Вот почему мне нужен пистолет”, - сказала я в камеру, что, вероятно, не очень понравилось. Но я была на пределе своих возможностей. Журналы, похоже, не любили ничего, кроме как печатать фотографии под заголовком “Бритни Спирс стала огромной! Посмотрите, она не накрашена!”. Как будто эти две вещи были каким-то грехом, как будто набрать вес - это что-то плохое, что я сделала лично для них, предательство. В какой момент я пообещала, что останусь семнадцатилетней до конца своих дней?

20

Когда Шон Престон был совсем маленьким, Кевин начал усиленно работать над собственной музыкой. Он хотел сделать себе имя, и я это поощряла. Он много записывался, и это было его страстью. Иногда я заходила в студию, где он работал, и она казалась мне клубом. Я чувствовал запах травы, исходящий от двери студии, еще до того, как входила туда. Он и другие ребята кайфовали, и мне казалось, что я им мешаю. Меня не приглашали на их вечеринку.

Я не выношу, когда вокруг дым от травки. Меня тошнило даже от его запаха. К тому же у меня был ребенок, и я была беременна, так что я не могла тусоваться целыми днями. Так что в основном я сидела дома. Не то чтобы это было так уж трудно. У меня был прекрасный дом - дом моей мечты. Мы нанимали потрясающего шеф-повара - слишком дорогого, чтобы часто пользоваться его услугами. Но однажды, съев что-то, приготовленное шеф-поваром, я сказала: “О Боже, это самое вкусное, что я когда-либо ела, и не мог бы ты жить с нами? Я так тебя люблю!” И я говорила серьезно - я любила его. Я была так благодарна за любую дополнительную помощь по дому.

Может, так и должно быть в супружеских парах, думала я по мере того, как мы с Кевином все больше отдалялись друг от друга. Вы по очереди позволяете друг другу быть немного эгоистами. Это его первый вкус славы для самого себя. Я должна позволить ему это.

Я подбадривала себя: он мой муж. Я должна уважать его, принимать его на более глубоком уровне, чем если бы я принимала кого-то, с кем просто встречалась. Он отец моих детей. Его поведение сейчас другое, но если оно изменилось, то может измениться и обратно. Люди говорят, что он собирается порвать со мной, пока у меня крошечные дети, как он сделал с матерью своих первых двух детей, когда они были младенцами, но это не так! То, каким он был со своей другой семьей, не станет таким, каким он будет со мной.

Пытаясь придумать все эти оправдания в своей голове, я лгала самой себе - все это время я полностью отрицала, что он уходит от меня. Я прилетела в Нью-Йорк, чтобы увидеться с ним. Он так долго не выходил на связь, что я решила, что нам нужно побыть вместе, как семья. В городе я поселилась в хорошем отеле, предвкушая встречу с мужем.

Но он не хотел меня видеть. Казалось, он хотел сделать вид, что меня не существует.

Его менеджер, который много лет работал в моей команде, тоже не хотел меня видеть. Теперь он был в команде Кевина, и, похоже, они покончили со мной.

“Черт, неужели?” - сказала я.

Все, о чем я могла думать, - это то, что я хотела подойти к Кевину настолько близко, чтобы спросить его, что происходит.