памятников. Что же касается Петра Первого, то знаю, что есть Медный всадник, ещё знаю про конную статую Петра около Инженерного замка. Больше не знаю. Самому мне Ленинград не довелось посмотреть, хоть и был совсем рядом — во время войны наш полк стоял в районе Пушкина. — Тут Ариф Арифович как-то странно хмыкнул, заулыбался, посмотрел в потолок и сказал: — Там я впервые в жизни увидел настоящую статую, а раньше только по картинкам знал. В кишлаке у нас никаких статуй в помине не было.

Четвёртый «Б» почувствовал, что может выйти рассказ.

— Расскажите, Ариф Арифович! — полетело со всех сторон.

— Что ж, дело прошлое, можно и рассказать.

Случилось это зимой тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Время напряжённое. На нашем участке фронта со дня на день ждали больших боёв. Тут-то и вызвал командир роты меня и Семёна Лисеева. «Отправляйтесь, — говорит, — в ближайший тыл немцев и перережьте линии связи».

Задание ясное, готовиться долго не надо, дождались мы ночи — и поползли. Ночь подходящая, тёмная, небо облаками затянуто — ни луны, ни звёздочки. Одна беда — осветительные ракеты. Вспыхнет — мы в укрытие; погаснет — дальше ползём. Худо-бедно вперёд продвигаемся. Миновали нейтральную полосу, углубились в тыл противника, тут почти сразу и линию связи обнаружили — от переднего края к штабу немецкого полка она шла. Перерезали мы её и назад поползли. Оттого что задание выполнили, на душе так радостно сделалось, что и про ракеты думать забыли. Вдруг, видим, фашист стоит и руку с гранатой занёс.

— Хорошо бы его живьём взять, — шепчет Сёмка.

— Хорошо бы, — шепчу я в ответ.

Бросились мы в воронку, взвели курки. Лежим, лежим — тишина, ни выстрелов, ни шагов. Дождались очередной ракеты, смотрим — наш немец всё в той же позе стоит.

Что за чудо такое?

Велел я Семёну на месте оставаться (я за старшего был), а сам вперёд двинулся. Десяток-другой шагов прополз и чуть не расхохотался: бронзовую статую мы за фрица-то приняли! Да добро, если б статуя хоть воина какого-нибудь изображала, так нет — была это красавица девушка, тоненькая, словно принцесса из сказки. Как она в этом аду уцелела, сказать не берусь. Земля снарядами перепахана, деревья в щепы расколоты, кругом битые камни валяются. А она одной рукой за край юбочки держится, другую, с бубном, над головой подняла. Жаль мне её стало. «Не уцелеть тебе, красавица, уничтожат тебя снаряды», — говорю. Ничего она не понимает, знай себе в бубен поигрывает.

Подполз я к ней вплотную, сдвинул с пьедестала и, хоть килограммов двести в ней было, осторожно на землю уложил. Нелегко пришлось, да ничего. Я у нас в кишлаке в богатырях ходил — мешки в сто пятьдесят килограммов перетаскивал.

Двадцать четвёртого января ворвались мы в Пушкин. И надо же такому случиться, что оказался я рядом с девушкой. Бой так сложился, что мимо пробегал. Вижу, лежит моя принцесса, улыбается, глаза в небо смотрят, тоненькие пальцы подол юбочки перебирают. Словно и нет никакой войны.

Как никогда я в этом бою фашистов бил. Очень хотелось мне, чтобы скорей наступило время, когда встанет красавица с земли, поднимется на пьедестал и будут смотреть на неё счастливые люди и улыбаться так же радостно, как улыбается она.

Наградили меня медалью «За отвагу». Ребята в полку смеялись и говорили: «Это тебе, Ариф, за то, что ты невесту из бронзы в бою добыл». Семён им всё рассказал. Один командир не смеялся. Он пожал мне руку и такие слова произнёс: «Молодец, Умидов, ты поступил как настоящий культурный человек».

Ариф Арифович замолчал.

— А дальше что было?

— Потом меня ранило. Четыре месяца в тылу, в госпитале пролежал. Догнал свой полк уже в Эстонии. Вот и вышло, что в Ленинграде не был. Однако давайте продолжим урок.

Но тут снова поднялся Саттар.

— Где же мне узнать про статуи Петра Первого?

— Спросим у нашего ленинградца. Клюев?

Севка предчувствовал, что без него не обойдутся. В Ленинграде к нему с Узбекистаном приставали, здесь с Ленинградом пристают. Надоело.

— Не знаю. Знаю только две, которые вы перечислили, а других не знаю.

Вечером Сева спросил:

— Борис Яковлевич, сколько у нас в Ленинграде статуй Петра Первого?

— Медный всадник, конная статуя у Инженерного замка, бюст у домика Петра. — Борис Яковлевич загнул три пальца и остановился. — Больше не припомню. Нина, сколько у нас статуй Петра Первого?

— Вообще?

— Нет, в Ленинграде.

— Три, — уверенно сказала Нина Георгиевна.

— Может быть, и правда три, — сказал Борис Яковлевич не очень уверенно.

— А может быть, больше? — усомнился Севка.

— Может быть.

— Придётся маме писать, а то этот Саттар теперь не отвяжется.

— Зачем маме? Напиши лучше ребятам в школу. И напиши не один, а вместе со всем твоим новым классом.

— Неплохая мысль, — согласился Севка.

Сказано — сделано. Через день в Ленинград полетело письмо.

Вот на него-то и был наконец получен ответ.

Письмо из Ленинграда читали вслух. Читал, конечно, Сева Клюев: кому, как не ему, знать почерк своих одноклассников.

Начинала письмо Римма Малик.

«Дорогие ребята, — читал Севка, — мы очень обрадовались, когда получили ваше письмо. Оно очень интересное, так как вы пишете о своей жизни и о том, как вы работали на хлопковом поле, и что хлопок начали возделывать в Индии пять тысяч лет тому назад. Мы очень хотим с вами дружить и писать друг другу письма. Все ребята нашего класса хотят написать вам про статуи Петра Первого, поэтому мы будем писать коллективно, то есть все по очереди. Я сижу на первой парте, в первом ряду и потому пишу первая. Сейчас у нас природоведение. Когда Марта Фёдоровна отвернётся, я передам письмо Люсе, а она напишет вам дальше. Римма Малик».

«Дорогие ребята! Вчера у нас была экскурсия по городу. Мы узнали много интересного. В Ленинграде пять памятников Петру Первому. Дальше вам расскажет Света. До свидания. Люся Овечкина».

«Дорогие ребята из далёкого Узбекистана! Одним из лучших украшений Ленинграда является Медный всадник. Он стоит у берега реки, на площади, где было восстание декабристов. Это замечательное произведение искусства сделал французский скульптор Фальконе. Светлана Грибова».

«Ребята! Медный всадник стоит на Гром-камне, по камню извивается змея, а Пётр Первый топчет её конскими копытами. Сидорчук».

«Дорогие ребята, высота всадника вместе с конём — пять метров тридцать сантиметров; вес всадника вместе с конём — двадцать с половиной тонн; в круп[22]