Не называйте меня так, — поморщился дознаватель. — «Святой отец» я только для добрых чад нашей святой матери-церкви… Да что с вами, сударь?

— Прошу простить. Ничего. Долго без сна, ночь выдалась нелегкая. Драуг, да ещё с каттакинами…

— Понимаю, — без тени улыбки кивнул монах. — Никто из нашей конгрегации не дерзал соваться в Эшер Тафф. Даже целой хоругвью, не говоря уж о том, чтобы лезть туда в одиночку.

— Сударь Виллем. — Свинина была хороша. Некромант научился ценить простые радости. — Скажите, сударь, зачем я вам?

Монах отпил воды, аккуратно утёр губы — явно тянул время.

— Вы загадочный человек, некромант Неясыть. Явились из ниоткуда. Принесли умения, о каких у нас никто не слыхал. То, что мы привыкли таскать, вы стали катать — и куда быстрее и ловчее наших. Прославились. Святая Матерь наша, церковь Господа Вседержителя, пыталась было вас привлечь за ересь, но не преуспела.

— Святая матерь наша… До чего же знакомо…

— Простите, что?

— Не обращайте внимания, господин Виллем.

— Хорошо. Не стану. Так вот, допрашивавшие вас — или пытавшиеся допрашивать — инквизиторы опростоволосились. Что неудивительно, инквизиция — это сплошь и рядом те, кого не взяли в наши конгрегации, братства истребителей нежити. Вот и горят рвением, вот и норовят отправить на костёр всех до единой деревенских знахарок с травницами. У кого тогда, спрашивается, развесёлая студенческая братия станет покупать приворотные зелья или лечиться от последствий неосторожной любви?

— Я слышал и о настоящих ведьмах. А также о колдунах, о варлоках — вызывателях демонов…

— Всё это есть. Но, как правило, их находит не инквизиция, а мы, братство сражающихся с нежитью. Иногда ещё и рыцари. Чёрная Роза с Вечными Охотниками; Мертвецкая Погибель или Неспящие во Тьме… Инквизиция является уже на готовенькое, и давай скрипеть перьями, вести следствие, составлять обвинение… Хоть и грешно так говорить о моих братьях в Господе, но — крысы они пергаментные, вот что.

Некромант зажмурился. Нет, он положительно сходит с ума. Перед ним сидел отец Этлау собственной персоной, знаменитый отец-экзекутор, то же лицо, тот же голос, но говорил он почему-то совершенно о другом, совсем не так, как надлежало столь памятному инквизитору.

— Значит, вы тоже желаете знать, господин Виллем, кто я?..

— Вид у вас весьма усталый, сударь. Надеюсь, сие доброе жаркое и не менее доброе вино подкрепят ваши силы; нет, я не стану спрашивать, откуда вы взялись и где обучались. Вы отлично говорите по-нашему, но акцент ощущается, хоть я и не могу понять, откуда он…

— Сударь Виллем, — некромант не мог заставить себя взглянуть в глаза — точнее, в единственный глаз — сидевшего напротив него отца-дознавателя. — Вы правы, святая матерь наша —

— «Ваша». Вам следует сказать «святая матерь ваша», — терпеливо поправил монах.

— Хорошо. Святая матерь ваша, церковь Господня подступалась ко мне с теми же вопросами. Бароны к югу от Ас Таолуса, все три маркграфа. Виконт Армере в долине одноименной реки. И ещё много, кто и много, где — все задавали один и тот же вопрос. Откуда я взялся.

— И? — прищурился дознаватель.

— Весьма сожалею, но этого я вам не открою, таков принесённый мною обет. Моё искусство — надеюсь, небесполезное — зависит от этого. Простите, сударь, иного ответа я не дам. Мне пытались грозить, сажали в темницы, но всякий раз меня приходилось выпускать, потому что где-то опять лезли с погостов мертвяки, а благородных рыцарей или благочестивых членов вашей конгрегации на месте не оказывалось.

Отец-дознаватель (хотя куда лучше звучало бы «отец-экзекутор», привычнее как-то) смотрел на некроманта пристально, без гнева, но и без сочувствия.

— Это печально, сударь некромаг. Вы вспомнили ваше искусство — оно очень нужно нам, не скрою. Драуг, летавец и три каттакина — рыцарей полегло бы не менее дюжины, а то и полторы, да и наша конгрегация справилась бы немногим лучше. Помогите нам, некромант Неясыть — я слышал, вы предпочитаете именно это прозвище. Обучите наших братьев, способных к магии, и, честное слово, Святой Престол причислит вас к сонму блаженных и прославляемых. Сколько мертвяков вы сразите в одиночку? Десять, сто, тысячу?.. Эта напасть не останавливается, восстаёт всё больше и больше погостов, лезет на поверхность совсем уже древняя нежить, из могильников и курганов, которым тысячи лет!

Он схватил кружку, жадно припал к воде. Задёргался острый кадык, по небритому подбородку через седую щетину побежали капельки воды.

— И ведьмы. И колдуны. И эти идиоты-варлоки со своими гримуарами. Их всё больше. И это, получается, наше дело, дело конгрегации, а не лентяев-инквизиторов. А по уставам и писаниям мы боремся с врагом мёртвым, в то время как инквизиторы — с врагом живым!..

— Вам нужно моё искусство, сударь дознаватель? — Фесс опустил голову. Не было сил смотреть в этот единственный глаз, горевший сейчас той же страстью, что и у отца Этлау в деревне Большие Комары… — Поверьте, я бы рад передать его. Но это не получится.

— Отчего же? — проскрипел отец Виллем. Яростно потёр прикрытую холстом пустую глазницу.

— Моё искусство убьёт ученика.

— Вы уверены? Вы видели?

— Уверен. Видел, — не моргнув глазом, солгал некромат. — Беднягу разорвало, останки сгорели, пепел развеялся сам по себе, хотя ветра не было. Больше я никого не пытался учить, досточтимый.

Дознаватель помолчал, сцепив тонкие пальцы.

— Святая конгрегация наша очень просила бы вас, сударь некромаг, явить нам своё искусство и попытаться передать его нашим братьям. Погодите-погодите, не кидайтесь возражать и повторять, я вас и в первый раз отлично понял. Мы есть смиренные слуги Господа, и никто из наших братьев не боится смерти. Недостатка в добровольцах не будет. И никто не обвинит вас, сударь, если испытания… окончатся трагически.

— Иными словами, господин Виллем, вы хотите посмотреть, что и как я делаю? — Фесс не дрогнул. Ему уже доводилось слышать подобное вопросы. — Быть может, начнём с этого? А уж потом вы решите насчёт «добровольцев»?

— Не совсем то, что я бы хотел услышать, но лиха беда начало. — Дознаватель допил свою воду. Он смаковал её, словно редкостное вино с тонким букетом. —