Сейчас конюшня была почти пуста, не считая всего десятка лошадей, две из которых использовались исключительно мной и маменькой для редких утренних прогулок.

   Одна из них, моя Опал, вороная, единственная хоть как-то среагировала на мое присутствие, — она повела ушами, узнав мoи шаги. Остальные кони стояли в своих стойлах в полудреме, изредка шевеля длинными причесанными хвостами.

   Я провела рукой по морде своей любимицы, и изнеженная Опал нехотя приоткрыла чернющие глаза, явно не понимая, что я забыла здесь в такой час, мало подходящий для привычных прогулок. Когда я попыталась ее вывести, она еще некоторое время с досадой фыркала, не желая никуда тащиться, и только получив сахарок, позволила себя седлать.

   На улице Опал взбодрилась и стала послушна, несмотря на то что ночное гулянье ей было в новинку.

   Мы вышли из поместья через один из черных входов, куда обычно подвозили провизию и хозяйственные принадлежности. Калитка открылась с легким позвякиванием, срабатывая на мою ауру и выпуская нас на дорогу.

   Я пришпорила Опал, и та рванула.

   Мы мчались по абсолютно пустой дороге в серебристом лунном свете. Капюшон откинулся назад, и ветер развивал выбившиеся прядки моих волос, холодно бил по щекам, норовил скинуть плащ. В какой-то момент я, уже окончательно замерзнув, перестала ощущать холод и, словно слившись в одно целое с лошадью, отдалась скачке. Опал быстро распробовала всю прелесть ночного путешествия, и более не сдерживала себя, ускоряясь без всякого на то моего указания. Кровь нанийских скакунов в ее жилах горячила кобылицу, и она летела к моему восторгу так быстро, словно не касалась копытами земли.

   Я уже совершенно забыла куда еду, растворяясь в чувстве скорости, когда мы едва не проскочили мимо нужного поворота.

   С усилием остановившись, Опал нетерпеливо переступила длинными ногами, раздосадованная тем, что я прервала ее бег.

   Но мне было вообще не до нее. Через пару сотен метров виднелась устремленная ввысь часовенка всех богов, которая всегда стояла на окраине практически любого кладбища.

   Я судорожно сглотнула, расслабляя ворот капюшона. На мгновение у меня пронеслась мысль, что я еще могут сделать вид, что просто решила предаться ночной верховой езде, и не собиралась делать ничего более... Потребовалось немало усилий, чтобы, наконец, двинуться по направлению к кладбищу.

   Лошадь я привязала в леске неподалеку. Опал с недоумением посмотрела на меня, по покорно осталась ждать, укрытая темнотой деревьев.

   Тщательно выбирая путь, чтобы не сломать ноги о выступающие узловатые корни деревьев, которые простирались на много метров вперед, я напряженно размышляла, что самое время молиться богам о помощи. Но кто же из богов захочет покровительствовать мне в задуманном темном деле?

   Так сложилось, что Брианна, богиня жизни, оказалась ответственной сразу за множество аспектов. За плодородие, семью, деторождение, любовь, за удачу во всех начинаниях, в последние столетия даже за упокоение мертвых, и вообще, казалось, уже за мир во всем мире. Но насколько правильно обращаться за помощью к ней некроманту?..

   Да, еще был бог смерти, Крелорс. Собственно, супруг самой благоденствующей Брианны, о чем ее жрецы в последнее время вспоминали неохотно. И если Верниса, то еще кровожадное божество отмщения, поминали тут и там, то имя Крелорса старались избегать, словно назвав его, можно навлечь не просто беду, а саму смерть.

   Крелорс — хладнокровный проводник душ. Он сам выбирает того, чью жизнь пришло время прервать, сам решает, пустить ли душу в мир Иной. Молиться ему об удаче в намеченном деле казалось почти кощунством, — разве не его ли решения маги смерти оспаривают своей силой? Или же, некроманты, в действительности, желают они того или нет, его посланцы?.. Боги, я всегда плавала в теологии, и на эти вопросы вряд ли кто-то захочет мне ответить.

   Хорошо, пусть будет Крелорс. Знать бы еще хоть одну молитву к нему ...

   Я едва не навернулась, зацепившись сапогом за корень. Прямо перед носом начиналась высокая железная ограда, опоясывающая все кладбище. Как маг, я видела легкое свечение, испускаемое изгородью, защиту, чтобы восставшая нежить не ушла за пределы этой земли.

   Где-то за деревьями виднелся дом сторожа и, судя по отсутствию света, он уже спал. Ходить ночью вокруг могил, подстерегая вандалов, ему не требовалось, ведь в каком-то смысле, кладбище способно защитить себя само. Целью было не выпустить наружу то, что может завестись на самом кладбище, а уж судьба какого-то дурачка, который решил поживиться золотыми зубами мертвеца, никого здесь не волновала.

   Я прошла вдоль ограды и зашла, воспользовавшись главным входом, правда, для этого мне пришлось забраться вверх по высокой запертой двери, выступы на которой оказались куда удобнее, чем на изгороди.

   И затем в ступоре остановилась, мало веря своим глазам.

   Кладбище дышало.

   Или как назвать то, что все пространство передо мной пронизывала холодная голубоватая и отчетливо пульсирующая энергия. Был ли это эффект от зелья, или исключительно мой некромантский дар, или же наложение первого и второго, я не знала, но ничего подобного в своей жизни я никогда не видела.

   Отсюда начиналась самая старая часть кладбища. Над усопшими стояли приземистые, разъеденные временем надгробия с выгравированными именами покойного, датами рождения и смерти, пожеланиями родственников.

   Я вгляделась, и сама не заметила, как сделала шаг назад, вжимаясь в запертую железную дверь.

   Отчего-то я отчетливо чувствовала каждого из них, каждого мертвого перед собой. Как же много их было… Во рту стало сухо, а виски вдруг невыносимо заломило.

   Когда я пришла в себя, то поняла, что сижу на присыпанной гравием дорожке, впиваясь коленками в острые камни.

   Первой мыслью было бежать прочь. Я не смогу. Не вытерплю. Должны быть другие способы решить мои проблемы, кроме как… вот это вот все.

   Меня мутило, тело терзала дрожь. Пошатываясь, я с трудом встала.

   С неоднозначным облегчением я ощущала, что души всех этих людей из близлежащих могил давно в мире Ином, и теперь под плитами покоятся лишь их бренные, почти до конца истлевшие останки.

   Я постепенно приходила в себя, избавляясь от болезненной дрожи. И с удивлением отметила, что от голубоватого свечения, разливающегося по кладбищу, веяло больше умиротворением, чем чем-либо еще. Стоило отвести от себя ненужные образы, и все стало как-то совершенно иначе.

   Тут было… очень спокойно? Что-то похожее на то чувство, которое посетило меня вчера возле семейного склепа. В голове прояснилось, никаких лишних тревог, волнений…

   Я поправила плащ, подтянула поясную сумку и двинулась вперед, стараясь лишний раз не задерживать долгого взгляда на надгробиях.

   Ряды могил, символически огороженных низким заборчиком, прореживали когда-то специально посаженные здесь деревья, тенеку. Раскидистые, метра два в обхвате бочкообразного ствола. По рулевским преданиям, они являются проводниками в мир Иной, и, как говорят ботаники, тенеку действительно в каком-то смысле связаны с мертвыми, ведь их семена лучше всего приживаются, если в земле есть останки. Судя по моим отрывочным ощущениям, огромная корневая система этих деревьев проросла сквозь ближайшие к ним захоронения, пронзила старые гробы и опутала кости, делая их частью себя.