Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Георгий Васильевич Чичерин (1872–1936).
В числе гостей из советской России был профессор Н. М. Федоровский, главный редактор научной серии, в которой предполагалось издать «Частную и общую теорию относительности» в переводе Сергея Ивановича Вавилова.
Николай Михайлович Федоровский (1886–1956) – доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент АН СССР, член РСДРП с 1904 года, в 1937 году был репрессирован, по 1954 год отбывал наказание в Воркуталаге и Норильлаге, в 1954 году реабилитирован.
С одной стороны, Эйнштейну, разумеется, было приятно, что в это непростое для него время русские ученые поддерживают его, а молодая Советская республика (в лице ее руководителей) всячески его превозносит. Взаимное притяжение было очевидным, а слова А. В. Луначарского о «горячей симпатии идеям коммунизма таких людей, как величайший физик нашего времени Эйнштейн» были сказаны неспроста.
Но, с другой стороны, ученый, как стопроцентный европейский интеллектуал, примеривал невообразимые большевистские эксперименты к неким абстрактным людям и к некой абстрактной справедливости, не имевшей к реальной жизни никакого отношения.
Эйнштейну и в голову не могло прийти перебраться в СССР, чтобы поучаствовать в строительстве «нового светлого будущего» (что, кстати, делали некоторые его современники).
Николай Михайлович Федоровский (1886–1956).
Вполне возможно, что впоследствии Эйнштейн узнал о трагической судьбе Н. М. Федоровского, его первого русского-советского издателя, но, вероятнее всего, отнесся к этому как к неизбежному, как к данности, без которой формирование нового «справедливого» государства невозможно.
Русская революция, Ленин, теория относительности, Достоевский, Чичерин, единая теория поля, идеи коммунизма, Берлин, Гитлер – все это существовало в сознании Альберта Эйнштейна одновременно.
«В общей теории относительности я не продвинулся: электрическое поле по-прежнему ни с чем не связано. Связи не получается. И никак я не могу понять электроны. Мой ум потерял гибкость или действительно до спасительной идеи очень далеко? Я с восторгом читаю “Братьев Карамазовых”. Это самая поразительная книга из всех, которые попадали мне в руки… Что касается внешних событий, то как будто воцарился покой. Но везде чувствуются острые противоречия. В городе потрясающая нищета, голод, неимоверная детская смертность…»
Однако, судя по последним словам письма, воцарения покоя все-таки не было.
9 ноября 1923 года в 11 часов утра по улицам Мюнхена двинулись колонны людей под знаменами с изображенной на них свастикой. Головную колонну возглавляли Адольф Гитлер, генерал Эрих Людендорф и Герман Геринг.
В центре города трехтысячная толпа манифестантов была остановлена вооруженной карабинами полицией. Выступив вперед, Гитлер сообщил, что правительство Баварии и правительство рейха низложены и он требует от полиции сдать оружие. В ответ раздался приказ немедленно разойтись, а потом раздались первые выстрелы…
Шествие сторонников партии НСДАП в Мюнхене. 28 января 1923 г.
Описанные события относятся к так называемому «пивному путчу» – первой попытке захвата государственной власти, предпринятой сторонниками НСДАП. Хотя эта попытка и не увенчалась успехом, нацисты были разогнаны, некоторые убиты, а некоторые (Гитлер в том числе) посажены за решетку, стало ясно, что НСДАП в Германии – это реальная сила, которая рвется к власти, и если ее не остановить сейчас, то потом уже будет поздно.
Бесспорно, человеческое здравомыслие и политическая корректность в середине двадцатых годов ХХ века в Германии еще не были утрачены окончательно. Но голоса разума раздавались все реже и реже.
Негатив и позитив солнечного затмения 1919 г.
Польский физик-теоретик Леопольд Инфельд писал: «Людям опротивели ненависть, убийства и международные интриги. Окопы, бомбы, убийства оставили горький привкус. Книги о войне не покупали и не читали. Каждый ждал эры мира и хотел забыть о войне… Абстрактная мысль уводила человека вдаль от горестей повседневной жизни. Мистерия затмения Солнца и сила человеческого разума, романтическая декорация, несколько минут темноты, а затем картина изгибающихся лучей – все так отличалось от угнетающей действительности…»
Описание солнечного затмения 1919 года стало своеобразной метафорой общественного сознания послевоенного времени. Для немногих идеалистов, что отказывались верить в очевидное озверение общества, затмение небесного светила приводило лишь к минутам темноты, после которой во всей своей полноте являлась идеальная красота загадочного мира. В этом, естественно, был уверен и Альберт Эйнштейн. Он категорически отказывался верить в то, что затмение может стать последним и роковым событием, после которого все погрузится в непроглядный мрак.
Возможность путешествовать не только по Европе, но и по миру стала в 1920-х годах для Эйнштейна спасительной.
Быть постоянно в движении, встречаться с людьми, получать новые впечатления для человека, занятого умственным трудом, было сродни дыханию свежим воздухом перемен. Не затхлой атмосферой политической борьбы и нацистского болота, но духом свободы, который для Альберта Эйнштейна еще с гимназических пор был жизненно необходим.
Так, осенью 1922 года Эйнштейн и Эльза прибыли в Марсель, откуда на японском пароходе отплыли на восток. Коломбо, Сингапур, Гонконг, Шайнхай – в своем путевом дневнике Альберт Эйнштейн описывал впечатления от встречи с невиданными ранее людьми: «полуголые люди с мускулистыми телами и тонкими и спокойными лицами заставляют критически отнестись к европейцам, у которых вырождение, вульгарность и жадность считаются практической сметкой и предпринимательскими данными».
Последней точкой этого грандиозного путешествия стала Япония.
В письме своему другу Морису Соловину Эйнштейн сообщал: «В Японии было чудесно… Деликатные манеры, интерес ко всему, художественное чутье, интеллектуальная наивность в соединении со здравым смыслом. Изящный народ в живописной стране».
Лекции ученого, длившиеся более четырех часов, собирали сотни благодарных слушателей. Впоследствии Эйнштейн признавался, что нигде не видел такого пристального и благожелательного внимания к своей персоне.
