Петербург, – продолжил рассказ Панин. – Мария Фёдоровна привезла с собой из Франции огромный гардероб. Мария-Антуанетта посоветовала ей купить наряды у известной модистки мадмуазель Бертан. Матушка Екатерина просмотрела счета за платья, шляпки, туфельки и приказала отправить все обратно. В это время лучший друг Павла, Куракин, за дерзость был выдворен в ссылку. Да тут ещё мой дядюшка, так любивший своего воспитанника, скончался в конце марта. Никто из родственников так не убивался, как Павел Петрович. Рыдал перед его гробом, как дитя. Но вот, дядюшку моего схоронили. Наряды отправили обратно в Париж. А Мария Фёдоровна родила дочь, великую княжну, Александру. Матушка Екатерина на радостях подарила сыну Гатчину и совсем отстранила от государственной службы: мол, пусть занимается семейными делами, что ему в политику лезть? Вот, с тех пор он и живёт безвылазно в своём Гатчинском государстве, совершая переезды из Гатчины в Павловское и обратно. Явные его враги отошли в мир иной. Григорий Орлов уже умер, после приступа чёрного бешенства. Светлейший князь Потёмкин скончался, да и многие другие фавориты, а Павел Петрович все строит в Гатчине своё государство, с таким увлечением, как маленький мальчик играет в солдатиков. Такие, вот дела, господа.

– А давайте выпьем! – предложил фон Пален, – желая развеять грустную обстановку после рассказа Панина. – За нас! Счастья нам и процветания!

Петербург

Петербург мне показался серым и холодным, под хмурым осенним небом. Не такой я себе представлял столицу. Чёрная Нева. Мокрая серая мостовая. Серые дома. Серые люди, спешащие укрыться от ледяного ветра. Фон Пален попросил остановиться возле трёхэтажного особняка со скромным фасадом. Над входом нависал балкон с ажурным ограждением. Мы с ним вышли. Попрощавшись с Паниным. Его карета покатила дальше по неровной брусчатке. Фон Пален постучал в дверь тростью. На стук открыл старый кривоносый лакей в синей ливрее.

– Как доложить? – спросил слуга.

– Граф Пётр Людвиг фон дер Пален.

Вскоре лакей вернулся и пригласил нас пройти. Когда мы поднимались по лестнице, фон Пален тихо сказал:

– Прошу вас не распространяйтесь о том, что мы были в Гатчине, и, тем более, не вздумайте взболтнуть о вашем назначении командиром батареи.

Я попросил разъяснить – почему.

– Видите ли, здесь собирается общество, в котором к наследнику, Павлу Петровичу, относятся несерьёзно. Как бы лучше сказать: как к дурачку. Хозяйка здешняя, Ольга Александровна, супруга камергера Александра Алексеевича Жеребцова. Она же сестра Зубовых. Знаете таких?

– Конечно же…. Братья Зубовы, графского рода, – вспомнил я.

– Вот! – многозначительно поднял вверх указательный палец фон Пален. – Возможно, встретим одного из них. Помните: Николай Александрович Зубов – старший из братьев, ученик и зять фельдмаршала Суворова, обер-шталмейстера. Узнаете его сразу: огромного роста, здоровый, что Илья Муромец. Второй Зубов – Дмитрий Александрович генерал-майор. Он самый скромный из братьев, придворными интригами не интересуется. Сейчас занимается казёнными подрядами и винными откупами в Петербургской и Московских губерниях. Третий, Платон Александрович, тот красавец, что наш Панин: высок, строен, складен. Он нынче фаворит императрицы. Её Величество подарила ему Рундальский дворец в Курляндии Я с ним раньше встречался несколько раз. Честно вам скажу, кроме смазливой физиономии, больше ему гордиться нечем: ни в военном деле, ни в политике он не проявил себя. Но благодаря угодливости и близости к императрицам приобрёл чин генерала–фельдцейхмейстера. Младшего Валериана Александровича сейчас в Петербурге нет. Он отправлен воевать в Персию в должности командующего армией. О братьях я вам рассказал, теперь об Ольге Александровне. Сестра Зубовых, которая содержит сей салон – весьма привлекательная особа, но ещё та бестия. Держитесь с ней почтительно. Она имеет огромные связи, умна, дерзка и очень образована. Я вас ввожу в высокое общество, и прошу во всем меня слушаться. Первое правило в этом осином гнезде – рот на замок.

– Так если будут расспрашивать?

– Говорите больше о своём героическом отце.

– А что за дело, в котором я должен участвовать? – напомнил я ему наш разговор в карете.

– Скажу о нем позже, – неопределённо ответил фон Пален.

Нас встретила невысокая, красивая женщина лет тридцати с круглым очаровательным лицом. Она была в элегантном светлом платье с белой розой, приколотой у левой груди. Глаза тёмные, взгляд острый. Пунцовые пухлые губы чуть тронула улыбка. Неожиданно сильным голосом, для столь хрупкого создания, с удивлением произнёс:

– Пётр Алексеевич, рады видеть вас в столь неурочный час.

– И я безмерно счастлив вновь вдохнуть аромат белой розы, – напыщенно ответил фон Пален, целуя её белую пухленькую руку.

– С чего вы вдруг явились в Петербург в начале ноября.

Обычно ваша персона блистает на рождественских балах?

– Дела, – развёл руками фон Пален.

– Ваш протеже? – наконец заметила она меня.

– Не совсем мой, скорее – протеже Панина. Прошу любить и жаловать.

– Семён Добров, из Новгородской губернии, – представился я и поцеловал протянутую руку. Кисть красавицы хоть и бледная, оказалась горячая и упругая.

– Ну, если сам Панин рекомендует, да ещё в лице Петра Алексеевича, у вас хорошее будущее, – похвалила хозяйка. – Господи, что за наряд на вас? – ужаснулась она, оглядывая мой синий мундир прусского артиллериста, выданный в Гатчине.

– Извините, нас, Ольга Александровна, мы только с дороги, – смущённо улыбнулся фон Пален. – Не успели переодеться. Сразу к вам. Вы уж на нас не серчайте за столь безобразный вид.

– Прошу, господа, располагайтесь, – пригласила нас Жеребцова в гостиный зал.

Ярко горели люстры, отражаясь в начищенном паркетном полу. Стены, обитые светло-синей тканью, украшали картины в массивных рамах: голландские натюрморты и сцены из античных мифов. Тапёр играл на клавикорде. Вокруг овальных ломберных столиков сидели дамы и кавалеры с картами в руках. Иные собрались группами и оживлённо беседовали. Фон Палена тут же обступили мужчины в дорогих фраках и шёлковых жилетках. Всем хотелось что-то узнать у него: как обстановка в Курляндии; какие слухи доходят из Франции; каково отношение со шведами?

– Ну, что вы ей богу, господа? – смеялся фон Пален. – Это я, провинциал, должен от вас узнавать новости.

Моя персона никого не интересовала, и я занял место у окна. Впрочем, кому из этого благородного общества охота общаться с отроком, да ещё в солдатском мундире. Воспользовавшись тем, что на меня никто не обращает внимания, я решил утолить голод и потихоньку продвигался в направлении сервировочного стола. Есть хотелось ужасно. Краем уха услышал разговор двух важных красномордых господ в напудренных париках, стоявших в сторонке, и потягивавших вино из хрустальных бокалов.

– Фон Пален здесь, – сказал один. – А этот проныра нигде не появляется без надобности.

– Да, – согласился второй. – Что-то должно произойти. Надо держать ухо