Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кушина, войдя в покров Трех Хвостов, зарычала совсем по-звериному и выдохнула огромную волну пламени.
— Контролируй зверя, девочка, — донеслось до ее ушей пренебрежительное. — Пока что он делает за тебя большую часть работы.
Огонь Кушины будто бы врезался во что-то и тут же начал затухать, всасываясь в раскрывшуюся фуин-ловушку. Еще мгновение назад обостренные чувства куноичи Конохи не показывали ей, что в том месте находится чужая чакра, однако она не удивилась — такая скорость в обращении с печатями для ее противницы вообще считается средней.
Вонзив все три Хвоста в землю, Кушина буквально на нюх взяла местоположение оппонентки и направила в то место разрушительную атаку удлинившимися конечностями. Застать старуху врасплох не удалось, но зато получилось заставить ее побегать.
Внезапно, джинчурики перестала чувствовать один из Хвостов.
— Сосредоточься, — вновь сказала противница, скрываясь в дыму. — Ты слишком хаотична.
Тут же Кушина не выдержала и рывком вошла в покров Четырех Хвостов. Чакра Лиса сжалась, уплотнилась на ее теле, а после она рванулась на старуху в затяжном прыжке, раз за разом стреляя в нее воздушными бомбами.
Мито хладнокровно отбила все эти выстрелы руками, обезопасив их с помощью фуиндзюцу. Когда же почти потерявшая над собой контроль Кушина решила сблизиться для ближнего боя, пожилая Узумаки только криво усмехнулась:
— Куда тебе, соплячке…
Ее чакра тоже полыхнула красным, а за спиной выросло сразу Пять Хвостов. Псевдо-джинчурики легко заблокировала все атаки своей визави, а после вдоволь изваляла уже слабо сопротивляющуюся девушку по земле. Лис пытался прорваться сквозь ее разум и разорвать ту, что служила ему ненавистной тюрьмой долгие десятилетия, но Мито была слишком опытна, чтобы позволить ему это сделать.
— Печать.
Остановив очередную бесполезную атаку, Мито впечатала свою ладонь в лоб Кушины и активировала технику. Кому-нибудь другому для этого понадобился бы свиток, но старейшей Узумаки в мире достаточно было своей кожи. Ее чакра столкнулась с чакрой Лиса, но не стала бороться с ней — просто обошла, заключая в мягкий, но прочный кокон.
Шумно выдохнув, юная Кушина упала своей наставнице в ноги.
— Сядь, — даже не моргнула Мито.
Девушка тут же сгруппировалась, вскочила и села на колени напротив. Выход из покрова был тяжелым испытанием для любого организма, но Мито не обманешь — она прекрасно знала, на что способна юная Узумаки.
— Вы переборщили, Мито-сама, — пожаловалась Кушина, показательно потирая живот. — Меня нельзя так бить.
— Не учи меня, как мне тебя бить, — парировала Мито, но потом, все же, смягчилась. — Как ребенок?
— В порядке, — Кушина вздохнула, признаваясь. — Но подобные тренировки не могут больше продолжаться.
— Еще месяц — могут, — возразила опытная Узумаки. — Члены нашего клана куда выносливее остальных, даже не родившиеся. И Узумаки… хм, а как ты собираешься его назвать?
— Не я, — Кушина улыбнулась и покачала головой. — Минато выбирал имя. Наруто.
— Мужчины не умеют выбирать имена, — скривилась Мито. — Что это вообще? Мне кажется, что я читала что-то такое в одной из книг сорванца-Джирайи.
— Это действительно оттуда, — подхватила Кушина. — Имя главного героя Джирайи-сенсея.
— Сенсея… — старая Узумаки вздохнула и посмотрела на небо своими бесцветными глазами. — Ишь ты, сенсеем стал. И крестным. Как летит время…
Ветка за ее спиной хрустнула демонстративно громко, но Мито все равно приняла боевую форму. Кто бы ни пришел на секретный полигон — ему нельзя. Даже сам чертов сопляк-Хокаге не имеет права вмешиваться на их тренировку — таковы правила джинчурики Скрытого Листа и представителей в нем клана Узумаки. Слово Мито — слово клана, и только один человек в мире может ему противиться.
Лишь Узукаге, который… стоял напротив готовой к бою старухе.
— Выглядите устрашающе, Мито-сама, — тепло улыбнулся ей Сенсома. — Хотите броситься на меня?
— Ох-хо… — покров слетел, будто его сдуло ветром. — Какие люди.
И она все-таки бросилась на него. Но с объятьями. Родители Сенсомы были убиты, когда он был совсем маленьким, а единственную дочь Мито убил Мадара на Первой Мировой Войне Шиноби. И тогда же они и стали друг для друга семьей. Он стал ей сыном, а она ему — матерью. Суровая, мудрая и справедливая женщина, и талантливый, горячий, но умный парень.
Как много лет прошло… теперь в объятьях друг друга оказались старик и старуха.
— А вы… — Кушина встала, с интересом разглядывая пришельца.
Изможденный Девятихвостый внутри нее вдруг зарычал, а шерсть на его загривке стала дыбом. Девушка вздрогнула, осознавая, что не сможет контролировать его, если он будет пытаться вырваться с прежней силой — тренировка с Мито-сама забрала большую часть ее сил, да и беременность не располагала к двужильности.
Она закрыла глаза, оказываясь в клетке Биджу, яростно смотревшего ее глазами на обнимающего Мито-сама пожилого человека. Лис вновь утробно рыкнул, рванул всеми четырьмя конечностями к вратам и…
Его морда оказалась в стальном хвате черепашьей десницы.
— Остынь, брат, — угрожающе посмотрел на Кураму Исобу, удерживая его одной лапой.
— Ярость и правда слишком слепит его, — раздался, внезапно, новый голос. — И затуманивает его разум.
Кушина вздрогнула и обернулась на неспешные шаги. Там, в ее внутреннем мире, ставшем для Девятихвостого Биджу тюрьмой, по темным коридорам ярости и ненависти Кьюби спокойно шел тот самый золотоглазый человек. Он без страха, и даже иронично, смотрел прямо в глаза Девятихвостого и будто бы давил на Лиса одним этим взглядом.
Вздохнув, мужчина остановился рядом с Кушиной.
— Если бы он не был так ослеплен ненавистью, то не стал бы нападать, — поделился он с молодой Узумаки. — Он бы пустился бежать.
Все вокруг затряслось, Лис вновь зарычал, рыпнулся, но не смог вырваться из цепкой хватки невесть как оказавшегося в его клетке Треххвостого. Кушина ошеломленно наблюдала за тем, как печать на вратах клетки истлевает.
А потом она моргнула и вновь оказалась на полигоне. И никаких ощущений от Девятихвостого.
— Ох и постарел… — тем временем продолжила тискать в своих объятиях пришельца Мито-сама.
— И не я один, верно? — усмехнулся в бороду тот.
— Ушли те года, когда на меня засматривались все мужчины селения… — притворно вздохнула Узумаки. — Ну… и в этом есть хорошая сторона — больше не нужно