– Сейчас.

Минут через пять ее фигура показалась из двери общежития, зябко кутаясь в легкую жакетку, и Гамзин, обняв ее рукой за плечо, повел к машине. Хлопнула дверца. Вслед за этим на всю площадь ужаснулся голос из окна второго этажа общежития:

– Девочки, она опять с ним поехала.

Нащупывая ключом замок в двери своего дома, Греков слышал, как машина проехала за его спиной и повернула за угол в сторону порта. Скользящим светом фар осветило кусты роз. Нет, не совсем был оборван этот куст. Несколько роз рука Игоря Матвеева великодушно пощадила, и они зияли среди обломанных ветвей, как темные раны.

Сняв на террасе сапоги, Греков на носках прошел через столовую, где спал Алеша, к себе в комнату и, прикрыв дверь, повернул выключатель.

Тот из прохожих, кто шел бы в этот час мимо дома Грековых, увидел бы, как осветилось у них угловое окно, а другое, на противоположном крыле дома, погасло.

– А я и не знал, Греков, что ты такой недальновидный.

Вдвоем Автономов и Греков весь день и половину ночи пробыли вместе на акватории порта будущего моря, на строительстве камер шлюзов и теперь, отпустив машину, пешком возвращались по левобережному крылу плотины в поселок. Усталые, долго шли молча, прислушиваясь к шороху песка под ногами. Местами он шуршал сухо и звучно, а местами, где только что был намыт, шипел. Там, где они проходили, следы сразу же заполнялись водой.

Автономов первый нарушил молчание.

– К нам приезжает из Москвы не кто-нибудь, а сам Доброхотов и едет, конечно, не ради экскурсии, а затем, чтобы написать очерк о великой стройке для «Правды», – и встречает в лице партийного руководства такой прием. Но литературные знаменитости, как тебе должно быть известно, народ тонко-шкурый…

Умел Автономов, как по лезвию, вести разговор. Конечно, это от Гамзина он уже успел узнать, что произошло в доме у Лилии Андреевны, но пока так и нельзя было понять, к чему теперь клонит. То ли не прочь поиронизировать над столичной знаменитостью, то ли действительно недоволен.

– Всего-навсего застольный обмен мнениями.

Автономов подхватил:

– После которого он сел в свой лимузин и обратным курсом…

Вот теперь можно было твердо сказать, что Автономов недоволен и делает Грекову выговор за то, что так обошлись с знаменитым гостем.

– Оставив хозяев, – подхватил и Греков, – под угрозой очутиться в его очерке в «Правде» совсем в ином фокусе, чем им бы хотелось.

Автономов остановился, закуривая. Трепещущим пламенем озарились его небольшие бурые усы.

– А ты как же хотел? – спокойно спросил он, снова шагая рядом с Грековым по плотине. Ночь была душной, но намытый земснарядами песок дышал свежестью. – Назови мне хоть одного человека, который хотел бы, чтобы узнали его не с лучшей стороны. Если мы с тобой патриоты своей стройки…

– Это, Юрий Александрович, смотря что понимать под словом «патриот»…

– Здесь двух ответов быть не может. Самая плохая хозяйка спешит показать гостям не сор по углам; а пироги на столе!

– Не знаю, как плохая, а хорошая,. по-моему, сперва спешит вымести сор.

– И на этом основании ты решил вдохновить столичного гостя своей идеей фикс, да? А он теперь вернется в Москву и начнет всем рассказывать, как его хотели сориентировать.

– Если всего бояться…

Автономов мотнул головой так, что с его папиросы посыпались искры.

– Я, как ты знаешь, ничего не боюсь. Но и забывать не рекомендовал бы, что и в застольном разговоре каждый из нас остается тем, кто он есть. Эта Цымлова всего-навсего женщина, ей позволительно все что угодно лепетать, а твое слово имеет резонанс. И да позволь мне теперь несколько по-иному воспринимать кое-какие другие факты, к которым ты как начальник политотдела имеешь прямое отношение.

– Например?

– Например, не далее как сегодня утром ко мне прямо в управление заявляется эта красавица Чернова и требует – не просит, а требует, – чтобы я дал ей в помощницы… Кого бы ты думал?

– Кого же?

Греков замедлил шаги.

– Шаповалову. С распространением на нее льготного режима.

– Что за Шаповалова?

Недоверие просквозило в голосе у Автономова, когда он, приостанавливаясь, заглянул в лицо Грекову.

– Ты ее не знаешь?

– Откуда мне всех знать. Кто она такая?

– Соучастница по делу твоего подшефного Молчанова. Да-да, сначала ты лично ходатайствовал передо мной о самом Молчанове, а теперь одна из твоих комсомолок – о его соучастнице. И знаешь, чем она надеялась меня сразить?

– Не знаю.

– Тем, что Шаповалова, оказывается, всего-навсего невеста Молчанова, а стало быть, они должны постоянно чувствовать друг друга. Иначе может произойти трагедия. И поэтому Чернова берется перевоспитать эту наводчицу. У себя в диспетчерской будке.

– Что же ты ей ответил?

– То же, что тебе и Цымлову, когда вы ходатайствовали о Коптеве. Конечно, с соответствующей моменту приправой. Эта королева красоты вспыхнула у меня в кабинете, как лазоревый цветок, и хлопнула дверью так, что мой порученец еще больше стал заикаться. А как же ты думал, Греков? Этак каждый, кому не лень, начнет у меня ключи к зоне подбирать. Или после случая с Коптевым на проране ты думал, что я свое мнение на этот счет изменил?

– Этого я не думал.

– И правильно делаешь, а ирония здесь совсем неуместна. Случай с Коптевым говорит скорее всего о том, что бросился он на выручку к шоферу маза только из чувства профессиональной солидарности, не больше. Вы с Цымловым вообще склонны разводить философию вокруг самых рядовых фактов.

– А ты, Юрий Александрович, полагаешь, что можно и не считаться с фактами, раз это заведено не нами, – вдруг неожиданно для самого себя ответил Греков.

Автономов рассмеялся:

– Оказывается, ты не прочь мне за Коптева мстить!

– Нет, просто у меня хорошая память. И. не за Коптева, хотя, вообще-то говоря, мщу. Я уже убедился, что в деле с ним ты, к сожалению, прав.

– Почему же.к сожалению?

– Потому что иногда бывает для человека лучше узнать, что он ошибся.

– Что-то слишком мудро.

– Проще пареной репы. Невелика радость сперва заподозрить, а потом торжествовать свою проницательность. И мщу я тебе, если твоими же словами говорить, как раз за то, что в деле с Коптевым не ты, а я ошибся.

После этого Автономов долго шел, не проронив ни слова. Вспышками папиросы освещало его лицо. Наконец он дотронулся до плеча Грекова: