— О чем ты сейчас думаешь? — неожиданно нежно спросил жену Александрос.

По тому, как раскраснелась Келли, можно было догадаться, о чем.

— Да так… — пожала она плечами.

— И все-таки, — настаивал Александрос. — Удиви меня.

— Это мне следует удивляться, — возразила девушка. — Ты такой… одержимый. Мне вспоминается, как много лет назад ты сказал, что в тебе наверняка заложен инстинкт убийцы. Тогда я посмеялась и не придала этому особого значения. Теперь же понимаю, что ты имел в виду. Ты ни перед чем не остановишься.

— Не одобряешь? — спросил Александрос, прищурившись.

— Да, не одобряю. Но только для того, чтобы не завидовать, — совершенно серьезно ответила Келли.

— Давай теперь поговорим о тебе, Келли. О твоей работе, о твоих достижениях…

— Фирма, каких много. Особыми достижениями похвастаться не могу. Стараюсь держаться на плаву, о сверхуспехе даже не мечтаю. Это не мое. Не представляю себя думающей о делах двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Конечно, будучи владелицей фирмы, мне приходится работать больше, чем рядовому клерку, но я не сосредоточена на бизнесе до той степени, что люди твоего круга.

— Мне кажется невероятным, что человек с такой ранимой душой еще не прогорел. Как ты это объяснишь?

— Ты прав, я очень опаслива. Оттого и не заключаю рискованных сделок, избегаю сотрудничать с людьми, с которыми чувствую себя неуютно… И очень рачительно отношусь к финансовой документации. Стараюсь все держать под контролем. Полагаю, моя паранойя играет мне на руку. Но опять-таки очень ограниченно. Я не умею рисковать, хотя часто сознаю, что упускаю крупный шанс. Успокаивает лишь то, что мои клиенты такие же осторожные люди, как и я. Должно быть, их полностью устраивает мой метод работы, поэтому я не остаюсь без средств к существованию. Не все могут поставить на карту свое спокойствие и благополучие ради призрачной птицы счастья.

— Какая трогательная философия, — насмешливо отозвался Александрос. — А как развлекаешься?

— Как все. Друзья, вечеринки, кино, телевизор, книги, музыка, театры, музеи… Ничего оригинального, — откровенно призналась Келли.

— И ради этого убогого существования ты продала акции семейного предприятия? — грубо возмутился Александрос.

— Как ты смеешь? — обиженно воскликнула она. — То, что я не ставлю свою жизнь на рулетку, вовсе не означает, что я влачу убогое существование! Я умею радоваться простым вещам, в то время как ты и тебе подобные давно уже пресытились вседозволенностью и не знаете, на что спустить свои миллионы. Я горжусь своей жизнью и не желаю другой!

— Ой-ой! Кажется, я кого-то обидел! — Александрос рассмеялся.

— Я считаю, что у меня достойная жизнь, и она мне нравится. Это очень важно для меня. Потому что после гибели родителей долгое время мне вообще не хотелось жить. Я не знала, кто я и что я. И если я и совершила в ту пору ошибку, продав акции семейной компании, то только для того, чтобы не совершить большую ошибку… — Девушка вновь расплакалась.

— Келли… — примирительно произнес Александрос, пожалев о своей грубости.

— Я считаю, что искупила эту ошибку тем, что обеспечила дядю Алексея твоими инвестициями, хотя и не желаю, чтобы ты припоминал мне это. Я считаю это полноценным вкладом в восстановление фамильного бизнеса. И это не имеет никакого отношения к нашему с тобой разногласию.

— Забавно, — отозвался Александрос. — Я-то думал, что как раз имеет.

— То, что тебе кажется таким забавным, — это моя жизнь, Корос. Самая моя чудовищная ошибка в том, что я позволила тебе распоряжаться моей судьбой. Мне невыносимо думать об этом.

Так называемый медовый месяц приобретал совершенно абсурдные черты. Келли и Александрос то сталкивались во взаимных упреках, то таяли в объятиях друг друга. При очевидной физической совместимости нормального общения у них не получалось.

В каждом слове Александроса Келли читала упрек в свой адрес и отчаянно старалась защититься от него; он же, невзирая на все ее доводы, оставался верен своей точке зрения. Это был разговор двух тугоухих, но чрезвычайно вспыльчивых людей. Из-за своей обидчивости Келли всегда находилась на грани слез. После одной из типичных ссор, расплакавшись, Келли воскликнула:

— Это настоящее безумие! Ну почему мы не можем просто поговорить, как нормальные люди? С другими же ты не бранишься с таким постоянством, Александрос? Так почему же со мной никогда не воздерживается от обидных комментариев? Как же я устала…

Он рассмеялся, взял ее в охапку и поволок в постель. Она не билась и не сопротивлялась — знала, что ее ждет только наслаждение. И это лучшее, что мог для нее сделать муж. Но после любовных утех она сказала:

— Ты животное, Александрос.

И, вероятно сама того не желая, сильно ему польстила.

— Да, Келли, — улыбнулся он чрезвычайно довольный. — И за это ты хочешь меня все больше и больше. Я женился на тебе не для того, чтобы вести содержательные беседы, обмениваться мнениями, делиться мыслями. Этого добра мне хватает в моей общественной жизни.

И вновь Келли проснулась рано. Ее голова покоилась на груди у мужа. Девушка старалась не шевелиться, опасаясь разбудить Александроса.

Итак, все в последний раз повторилось. Они вновь провели ночь вместе, как проведут еще не раз. Их дневные баталии словно подогревали ночное влечение. И Келли уже не могла допустить мысли, что когда-нибудь другой мужчина будет так же любим и желанен, как этот, которого она боготворила с детства и который так бесил ее теперь.

Если в юности Келли знала об Александросе только лучшее, то теперь она знала о нем все. И, несмотря на многие отталкивающие черты, любила и безусловно прощала.

На грядущий день они запланировали возвращение в Париж. Это означало возвращение в реальность, к обыденным делам, к докучливым репортерам…

Келли вслушивалась в мерное дыхание Александроса и подстраивалась под него. Она обожала эти мгновения обнаженной близости, когда он не пытался продемонстрировать ей свою власть, восторжествовать над ее женской слабостью.

Неожиданно он поцеловал ее в темя. Она не подняла на него взгляд, а лишь поцеловала его грудь. Провела рукой вдоль его торса. Ощутила напряжение плоти, созревшей для соития… По-утреннему лениво они любили друг друга. Келли не открывала глаз, ее мысли витали в облаках. Испытав сладостный апогей, она легла на спину, остывая, но продолжая грезить. Она слышала тяжелое дыхание мужа. Было еще слишком рано, и они задремали вновь.

За миг до забытья Александрос успел подумать, что никогда не откажется от этого добровольно…

Келли разгуливала по просторной парижской квартире супруга. Как и пристало человеку его ранга, Александрос Корос занимал обширные апартаменты в престижном районе. Прежде Келли еще не сталкивалась с такой пышностью. Ей потребовалось много времени, чтобы обойти всю резиденцию.