Потому что троллинг — это то, что случается со всеми, особенно когда ты достаточно популярен. Просто нужно смириться с этим, верно?

— Значит, не все у тебя фанаты? — Его голос ровный. — Должно быть, это тяжело.

Мои руки сжимают телефон, чтобы я не ударила его.

— Скорее, суперфанат. Он присылал мне жуткие сообщения и фотографировал меня.

Я ожидаю, что он снова отмахнется от этого. Будет издеваться надо мной. Скажет мне, что это то, что я получаю за то, что становлюсь одной из тех девушек. Вместо этого он садится рядом со мной.

— Могу я посмотреть?

— Я думаю, да. — Я протягиваю ему свой телефон.

Он читает эти смс и проверяет фотографию, которую аноним еще не удалил. Он хмурится еще сильнее, и когда его взгляд наконец возвращается к моему, его радужки превращаются в раскаленные угли.

Интенсивность, которая меня пугает.

— Я отвезу тебя в полицейский участок.

— Полицейский участок? Нет. — Что полиция собирается делать с несколькими жуткими сообщениями и фотографиями? — Я не хочу никому об этом рассказывать. Это ничего особенного.

Мне следовало держать рот на замке после того, как я рассказала Натали. Она была голосом разума — ничто из этого на самом деле не опасно. Это странно и жутковато, но ты не можешь кого-то арестовать за это.

В его темно-коричневых радужках отражается солнечный свет, превращая его взгляд в теплый, восхитительный мед. Затем он наклоняется ко мне ближе, чем когда-либо.

— Это не ерунда, — настаивает он. — Это дерьмо случилось с моей сестрой. Прямо перед тем, как она исчезла.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Майлз везет нас в Криквью, ближайший город, где есть полицейское управление.

Во время школьных учений по стрельбе мы обнаружили, что полиции из Криквью потребуется почти сорок минут, чтобы добраться до нас. Очень обнадеживает.

Полицейский участок меньше, чем я ожидала. Деревянные панели и дешевые стулья рядом с печально поникшим папоротником. За прилавком женщина с открытым ртом жует жвачку. На ее бейдже написано Каллахан.

Я жду, что Майлз объяснит, зачем мы здесь, но его губы плотно сжаты, руки засунуты в карманы. Он позволяет мне говорить, хотя именно он хотел приехать сюда.

— Привет. Эм. Я бы хотела написать заявление, — говорю я ей.

Офицер Каллахан моргает, глядя на меня, как будто она не поняла, что мы вошли в дверь. У нее круглое лицо, волосы собраны в растрепанный пучок, в уголках глаз морщинки.

— Хорошо. — Она говорит медленно, как будто думает, что мы не туда свернули по дороге в торговый центр. — О чем?

— Кто-то… — я запинаюсь, подбирая подходящее слово, — … беспокоит меня.

— У нее есть преследователь, — поправляет Майлз.

Я хочу отрицать это, сказать ему, что это не так уж серьезно. Прежде чем я успеваю это сделать, Каллахан приподнимает бровь и наклоняется вперед, опершись локтями о стойку перед собой.

— Ага. И почему ты думаешь, что этот человек… преследует тебя?

Майлз впивается в нее взглядом. Но я понимаю ее реакцию, легкое недоверие. Потому что я же не знаменитость. Даже мой TikTok или Instagram не знаменит. У нормальных людей в маленьких городах нет сталкеров.

— Я не уверена. Но они следили за мной. — Я кладу телефон на стойку, включаю экран. — Они троллили меня в Интернете. И они меня фотографировали.

Я ожидаю, что офицер Каллахан разинет рот или ее глаза расширятся, но ее лицо не меняется. Она хватает мой телефон, уже открытый для просмотра моих сообщений с madyoungfan. Она надевает очки и держит экран на расстоянии вытянутой руки.

— Кто сделал эти снимки?

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею. Я не знаю, кто это делает. Они анонимны.

Ее бровь снова поднимается, и она переводит взгляд на экран, проводя указательным пальцем, как будто никогда раньше не пользовалась смартфоном.

— Но ты видела, как кто-то следил за тобой?

— Я их не видела, — признаюсь я. — Вот почему я не знаю, кто они.

Майлз прислоняется к стойке.

— Но, очевидно, кто-то следит за ней, если они делают эти снимки.

Офицер Каллахан снимает очки и кладет мой телефон перед собой. Откидывается назад и вздыхает.

— Мы ничего не можем сделать. Если они будут угрожать или попытаются что-то у тебя вымогать, возвращайся. Если ты узнаешь, кто этот человек, и он появится, скажем, у тебя дома, в школе или на работе, тогда тебе захочется позвонить туда. — Она указывает на мой телефон. — Но сейчас мы ничего не можем с этим поделать.

Майлз кладет ладони на стойку.

— Вы не понимаете. Это случилось с моей сестрой перед тем, как она исчезла. Софи Мариано.

Но на лице Каллахан нет и намека на удивление. Она уже знает, кто его сестра. Кто он.

Майлз достает телефон и просматривает скриншоты. Сообщения в Instagram присланы с аккаунта под названием sophiemarianofan. Они выглядят так, словно их могли бы прислать мне.

«Ты сегодня хорошо выглядишь»

«поговори со мной»

«я вижу тебя»

Затем он пролистывает фотографии Софи, заходящей в продуктовый магазин, сидящей в своей машине, бегущей по парку. Лапки тысячи пауков стекают с моей шеи вниз по позвоночнику.

После вечеринки у Джордана я предположила, что Софи сбежала. Но я никогда не думала, что она от кого-то убегает.

Преследователь Софи заставил ее захотеть покинуть Бомонт? Или они что-то сделали с ней до того, как она смогла это сделать?

Если они что-то сделали с ней, то, возможно, планируют сделать то же самое и со мной.

Одни только почти идентичные смс должны заставить Каллахан сесть прямее и отнестись ко мне серьезно, но она остается равнодушной.

— И вы знаете, кто… преследовал вашу сестру?

Майлз сердито смотрит на нее.

— Нет. Думал, это подпадает под вашу юрисдикцию.

— Я не участвовала в том деле.

— Ну и дела, может быть, вам стоит передать информацию кому-нибудь, кто тогда участвовал.

Каллахан переключает свое внимание на меня.

— Лучшее, что я могу для вас сделать, это предложить вам сделать ваши аккаунты приватными. Вы, дети, делитесь слишком большим количеством конфиденциальной информации в социальных сетях. Заблокируйте этот аккаунт. Большинство людей просто хотят вывести вас из себя. — Она смакует жвачку с корицей во рту. — Лучший выбор? Вообще откажитесь от социальных сетей. Почитайте книгу. Сходите в кино. Вы все делитесь каждой секундой своей жизни, а потом притворяетесь удивленными, когда кто-то пользуется этим.

Над нами повисает тишина. Майлз встречается со мной взглядом, его брови нахмурены, а челюсть сжата.

Почему это звучит так, будто она обвиняет меня в преследовании?

— Значит, вы ничего не можете сделать? —